Накануне премьеры спектакля «Толерантность» в Купаловском театре «Культпросвет» заглянул на репетицию, чтобы поговорить с режиссером Николаем Пинигиным о будущей постановке и дизайнером Катей Симонович об афише спектакля. На этот раз встретились с художницей по костюмам Алёной Игрушей, которая рассказала, как костюмы влияют на наше восприятие героев.
После первой беседы с режиссером процесс работы над костюмами я начала с взаимодействия с пьесой. И должна сказать, что это одна из тех редких пьес, с которыми мне на самом деле интересно работать. Она очень умная, тонкая, сложная — в этом и интерес, потому что все работает не по первому плану. Этот текст поднимает очень много самых разных проблем. Мало того, вроде бы и сюжета там нет, что тоже уникально: само событие находится за рамками пьесы, а мы рассматриваем его последствия. И событие, на самом деле, очень банальное: один мальчик ударил другого палкой и выбил ему два зуба, а мы наблюдаем, как родители мальчиков, пытаясь решить эту проблему, сначала ведут себя довольно прилично, а через два часа ситуация доходит до войны — люди просто готовы друг друга убить. Причем это не эмоциональные русские люди, а европейцы, люди, которые привыкли прятать свои эмоции.
Спектакль будет смешным, но осознание драматичности этой истории все равно догонит. Это как сходить к психоаналитику: люди там часами находятся, чтобы понять, что они сами несут ответственность за события своей жизни. Вы увидите, как люди пытаются обмануть себя, обвинить окружающих или переложить ответственность на других.
В пьесе есть ситуация с хомячком — для меня это просто лакмусовая бумажка: каждого персонажа можно понять, увидев его отношение к этому хомячку. Большой мужик, который выбрасывает этого хомячка ночью посреди моста и даже боится его в руки взять, оказывается подкаблучником, человеком, который боится конфликтов, боится признаться в своих проблемах. Его жену тоже не волнует судьба хомячка — ее волнует, что скажет дочь. Хотя эта женщина и позиционирует себя как защитник прав человека, но, занимаясь этой проблемой, она просто придает себе значимость и не более того — на самом деле ее не волнуют судьбы чернокожих детей, ее волнует, что скажут о ней люди.
Обычно я не смотрю, какие костюмы использовались в предыдущих спектаклях по пьесам, над которыми работаю, — бывают такие талантливые решения, от которых потом очень трудно уйти. В этом случае я посмотрела некоторые костюмы и могу сказать, что мне не нравится их решение. Никто из постановщиков не гнался за метафорическим решением: везде обычные люди, одетые в обычную одежду и находящиеся в воссозданных пространствах обычных квартир. В «Современнике», например, костюмы были вообще плохие — они были разностильные, — мне кажется, их подбирали сами актеры. Но там есть один хороший момент: когда дело дошло уже до открытых военных действий, героиня Ольги Дроздовой сняла с головы парик — по сути дела, маску, которую надел на нее социум, и превратилась просто в первобытного человека, не с палкой в руке, но с картиной, которой она дубасила всех остальных.
Когда работаешь с Шекспиром, а хуже с Чеховым — с этими мертвыми людьми очень сложно, — нужно соответствовать их масштабу, нужно сделать что-то, соответствующее вечности. Это мешает, зажимает. Все современные авторы меня не пугают, и, например, мнение Реза было бы мне интересно.
В этот раз актрисы участвуют в создании костюмов — они могут повлиять на них, хоть последний штрих и остается за мной. Я, конечно, прочитала пьесу, познакомилась с персонажами, у меня сложилось какое-то мнение о них и представление о том, как они должны выглядеть. Но на сцену выходит Света Аникей или Вика Чавлытко, и они в свою очередь проделали ту же работу: познакомились со своими персонажами, наверное, как-то сложили их с собой, нашли точки соприкосновения и наверняка привнесут свои краски в эти характеры, и я ведь не могу знать, что Вика хочет сказать зрителю. Сотрудничая с ней, я пытаюсь услышать ее пожелания, чтобы помочь ей это сказать.
Актеры более ленивы, поэтому в процессе создания костюмов не участвуют. К тому же, например, сложно представить, что адвоката можно одеть во что-то другое, кроме костюма — работать тут можно только с цветом. Хотя цвет я стараюсь сводить к минимуму, использовать «цвета нет», когда цвет намешан из очень многих цветов и ему нельзя дать точное определение. Цвета не будет в спектакле, можно сказать, что он черно-белый.
Процесс работы был довольно нетипичным. Обычно мы читаем пьесу и составляем портрет, характер каждого героя, рисуем «костюм-образ жизни»: если я леди, я должна выглядеть как леди, если я лежу на диване, на мне должен быть костюм человека, лежащего на диване. Есть «костюм-событие»: когда вы идете на свидание или собеседование, вы тщательно выбираете, что надеть. Есть униформа, когда в определенных ситуациях вы обязаны носить какую-то одежду. Мы можем пытаться отобразить характер с помощью фактуры, передать какой-то эмоциональный пласт с помощью цвета, мы пытаемся раскрыть характер и соответственно характеру что-то нарисовать. А здесь я пошла от обратного: на каждом из этих четырех героев есть маска — нужно соблюсти приличия, нужно иметь хорошие манеры, нужно соответствовать социальному запросу и так далее. Я пошла именно от этих масок. Конечно, мы увидим, как во время спектакля эти персонажи раскрываются, но я нарисовала этих людей именно такими, какими они хотят быть в восприятии других.
Часто людям кажется, что, по сути, не важно, во что одет человек, лишь бы все более-менее по цвету подходило и было красиво, и даже режиссер и актеры иногда недооценивают, что с помощью одежды можно просто «закрыть» роль. Костюм нельзя переиграть: когда человек выходит на сцену, он еще рта не открыл, а вы о нем уже что-то знаете. Почему? Потому что вы увидели его и считали невербальную информацию: как он двигается, во что одет, какого цвета и фактуры его одежда… Если привести очень грубый пример, то представьте себе человека, выходящего на сцену во фраке, который идеально на нем сидит, но при этом он в кирзовых сапогах. И он играет так весь спектакль. Что будет думать зритель? Он весь спектакль будет разгадывать эти сапоги. И даже если это Машков или Миронов, они никогда в жизни эти сапоги не переиграют: они будут рассказывать вам душещипательные истории своего одиночества, а вы им не поверите, потому что все время будете думать про эти сапоги и будете ждать разгадки, которой на самом деле нет. Вот так можно просто «убить» героя.
Мне кажется, что, когда и над костюмами, и над сценографией работает один человек, — это правильнее, в этом случае визуальных ошибок и нестыковок будет меньше. Представьте, что землю создавали два бога. Понятно, что бы здесь было. Конечно, в постановочном процессе главный — режиссер, он король, царь и так далее. Но художник по костюмам и сценограф — боги, которые создают и придумывают тот мир, в котором будут жить персонажи, и очень важно, чтобы они создавали одну историю.