Аккурат перед премьерой нового спектакля Евгения Корняга — режиссера «Интервью с ведьмами» и «Бетона» — мы взяли билеты на поезд и поехали в Молодечненскую «Батлейку», чтобы первыми увидеть постановку «Сестры Грайи», которую 19 мая покажут и в Минске на фестивале кукол. Для Корняга «Сестры» — уже вторая работа с серьезным акцентом на мифологию. Почему в белорусском театре так много античности и нужно ли перечитывать мифы перед походом на спектакль? Спросили у режиссера.
«Интервью с ведьмами» — это сказки для взрослых, «Бетон» — визуальная поэзия. А «Сестры Грайи»?
Трагедия тела. Это абсолютно визуальный спектакль, хотя «визуальной поэзией» я бы его не назвал, здесь немного другое. В Древней Греции существовал культ тела — то, чего у нас, по сути, вообще нет. У нас от этого открещиваются, эта тема табуирована. Меня интересовало совмещение пластического театра и театра объекта, хотелось больше наготы. Поэтому я выбрал такую форму сочетания театра кукол и тела.
Все, что мы знаем о премьерной постановке, — так это то, что в основе спектакля будут «мифы Древней Греции». Какие именно мифологические сюжеты вы использовали?
Спектакль начинается мифом о Гее и Уране, переходит в миф про Кроноса, Кронос — в Рею, Рея — в Зевса, потом появляются сестры Грайи, образ которых совмещен с образом Мойр. Следующий сюжет — Афина, ставшая Афиной-Палладой, потом Медуза Горгона, затем Даная и Персей, после опять возвращение к Медузе, к отношениям Зевса и Реи. Потом снова сестры Грайи.
В чем специфика образа самих сестер? Почему из всего калейдоскопа имен в название спектакля вы вынесли именно их?
Сестры Грайи — это три старухи, которые знают судьбу, у них один глаз на троих, и они передают его друг другу. Мойры — три богини судьбы, дочери Зевса, которых боятся даже боги. У меня возникло такое ощущение, что и сестры, и Мойры очень похожи, поэтому я совместил их образы. Мне не совсем понравилось, как звучит слово «Мойры», поэтому в названии остались сестры Грайи, но с полномочиями Мойр: одна прядет нить, вторая отмеряет, третья обрезает. Эта нить — линия жизни.
Когда мы только начали создавать постановку, меня очень привлек образ сестер Грай, мы стали его развивать, изучая мифы. И взяли из них то, что нам интересно показать, то, о чем любопытно говорить. Меня зацепило, что линию жизни режут люди с одним глазом, практически слепые. Это во многом объясняет, почему обращаться к богу с вопросами: «За что?» и «Почему?» — бессмысленно.
Вас не пугало, что вы работаете не с самыми известными представителями греческой мифологии?
Мне кажется, наоборот, с известными. Зевс, например.
Зевс — понятно, но есть же такие имена, которые по-хорошему нужно искать в «Википедии»…
Можно, конечно, вообще не знать, что происходит в спектакле: он наполнен метафорами, впечатлениями, эмоциями, визуальностью. Но если ты видишь, как девушка отдает мужчине камень, чтобы он его съел, и узнаешь в них Рею и пожирающего своих детей Кроноса, то спектакль становится ребусом.
Имеет ли смысл перечитывать мифы перед походом в театр?
Только не Николая Куна, а настоящие. Я начал изучать мифы в такой форме, как они звучали у греков, без цензуры. С помощью мифов греки пытались создать моральное поведение, объяснить, например, что такое инцест. У Куна этого нет — и это детская сказка, которая не имеет отношения к спектаклю. То же самое было, когда я ставил «Интервью с ведьмами» и брал сказки не адаптированные, а именно в том виде, в котором они были написаны — со всей жестокостью, со всей кровью, как в оригинале у братьев Гримм.
Какое общее настроение спектакля? Будет ли здесь черный юмор?
Главная эмоция — страх, и мне, наверное, это нравится. Юмор здесь есть, есть абсурд, есть нелепый юмор, но именно черного — не будет.
В «Бетоне» вы практически отказываетесь от слов на сцене, в «Интервью с ведьмами» куклы, можно сказать, становятся формальностью. В новом спектакле будут реплики и куклы?
Ни одного слова, никаких субтитров. А куклы будут. Вообще, это больше торсы, которые дополняют актеров — я делаю куклу из определенных частей тела. Сами актеры будут полностью белыми, как статуи. Здесь очень много женских персонажей, из мужских появляется только Зевс и Кронос. У Персея я заявил только руку, но, уверен, все поймут, что это он.
А если не поймут? Не боитесь остаться непонятым?
Мне скучно, потому что отовсюду одно и то же, и уже нет разницы, на какого режиссера ты идешь. Развели мизансцену — драма и драма, а какое отличие спектакля от кино? После «Бетона» ко мне подошла девушка со словами: «Вам надо быть проще, чтобы мы вас понимали». Есть другие театры — идите и понимайте. На «Бетон» некоторые ходят два раза, а то и больше, им интересно, их цепляет. То же — и с «Интервью с ведьмами».
Как работает этот спектакль, я пока вообще не понял. Я думаю, что найдутся люди, которые его поймут. Если нужно, перечитают мифы, вернутся, посмотрят еще раз и поймут.
Не могу не спросить о работе с пространством: как вы на этот раз будете с ним играть?
В «Бетоне» я увидел, что иногда кадрирование пространства дает мне больше информации: когда появляются только ноги, мой мозг додумывает, что там дальше. Когда я ехал в Молодечно, мне почему-то захотелось абсолютно обрезанного пространства. Я думал, что приеду в Молодечно и уменьшу театр, но приехал и понял, что, получается, я увеличил батлейку. (Смеется.) В основном, спектакль — про богов, и я поместил их в маленькое пространство, чтобы на контрастах была заметна их величина.
Будет ли у «Сестер» выход в современность?
Что такое выход в современность? Мобильных телефонов на сцене, понятно, не будет. Но здесь присутствует боль потери — наверное, в этом современность, потому что без потерь прожить нельзя.
В Минске сейчас можно посмотреть «Синдром Медеи» и «Анти[gone]», в Гомеле — «Эдипа», в Молодечно появились «Сестры Грайи». Мода на античность — это новая театральная тенденция или так было всегда?
Было время, когда я понимал, что нужно ставить античную драматургию — еще когда учился в Москве, — потому что тогда никто ничего не ставил. А сейчас идет возвращение моды.
Я заразился мифами Древней Греции, работая над «Бетоном», хоть и не могу объяснить почему. Ты начинаешь копаться в теме, она тебя увлекает, ты понимаешь, что было бы интересно поработать еще с чем-то, но уже не в рамках этого спектакля — возможно, потом. После «Интервью с ведьмами» у меня было несколько идей, чтобы продолжить делать сказки для взрослых. Есть, например, проект «Сказки 18+», и, надеюсь, я его доделаю.
Правда, после «Сестер» мифы я больше трогать не буду. В перспективе у меня драматургия — Бабель в Одессе и, надеюсь, «Блонди» в Минске.
