В сентябре мы встретились с режиссером Юлей Шатун — ее «Завтра» стал первым в истории «Лістапада» белорусским фильмом, попавшим в секцию дебютного кино «Молодость на марше», и взял главный приз Национального конкурса игрового кино, помните? Международная премьера картины состоялась этим летом в Марселе, где фильм завоевал сразу четыре награды.
Мы поговорили с Юлей о молодости, работе над киноальманахом, белорусском завтра и важных новинках сентября. Самое главное: с 13 сентября — эту дату можно записать — фильм «Завтра» наконец появится в минском прокате.
Год назад ты писала, что «названия самых лучших в мире вещей состоят из четырех букв: мама, папа, лето, снег, вино, пиво, шклд, секс, кино, жить, држб, лбвь». Какие новые категории, пусть и не четырехбуквенные, появились в твоей жизни после того, как ты пришла в кино, в режиссуру?
Если брать именно этот список, то и год назад там было слово «кино». (Улыбается.) Я бы не сказала, что я прямо пришла в кино — для меня эти слова, с одной стороны, достаточно громкие, с другой — зыбкие. Может, это прозвучит смешно — я себя всегда чувствовала связанной с кино, как будто в глубине души ты знаешь, что рано или поздно все равно будешь этим заниматься. Но не знаю, осмелюсь ли когда-то называть себя режиссером.
Вообще, не могу сказать, что после съемок фильма «Завтра» моя жизнь как-то изменилась: я всегда что-то по чуть-чуть снимала и всегда ассоциировала себя с кино. Наверное, только появились новые знакомые, близкие по духу. Например, после «Лістапада» мы с Никитой Лаврецким и Лешей Свирским сделали киноальманах.
А до этого у тебя была «нелюбовь к корпоративности»?
Под «корпоративностью» я подразумеваю немного другое — вынужденность делать вид, что для тебя очень важны чужие ценности, интересы корпорации. А внутри нашего альманаха мы все равно автономны: мы помогали друг другу, но в художественном смысле друг на друга не влияли.
Одно дело быть в тусовке, другое — делать что-то совместно, когда вас объединяют схожие взгляды и ценности, для меня это разные вещи. Быть в тусовке — это когда вы часто встречаетесь, пьете пиво и обсуждаете, кто что делает. Если постоянно общаешься только с теми, кто занимается кино, слишком отдаляешься от обычной жизни, поэтому, на мой взгляд, разные киношколы — это не всегда хорошо.
Сама ты училась в Институте культуры на прикладной культурологии, потом — там же в магистратуре. После этого пришла к неформальному образованию — поступила в «Беларускі калегіюм». Почему, даже работая, продолжаешь учиться?
В принципе, если бы у меня была возможность не работать, а только заниматься образованием, я бы, наверное, это делала. Могу засесть утром за статью какого-нибудь философа — и очнуться в пять часов вечера, потому что сначала прочла этот материал, потом другой, затем загуглила какое-то слово…
Мне в удовольствие в принципе узнавать новое, узнавать что угодно о мире. Поэтому для меня логично продолжение образования в «Беларускім калегіюме». Еще думаю по поводу ECLAB, но волнуюсь, что там достаточно интенсивное обучение для моего графика. Сейчас, работая, я чувствую, что как будто бы трачу меньше времени на саморазвитие, поиск, рефлексию.
Тебе комфортно снимать кино без профессионального образования?
Да, вполне. Я думаю, такие вещи, как, например, постановка света, оформление мизансцены, уже совсем не важны, особенно в кино. В театре — да, ему сложнее отойти от своей привычной формы. В кино самое важное — насмотренность. И, хотя я и смотрю иногда по несколько фильмов в день, постоянно есть ощущение, что я что-то не успеваю, что я мало видела и что мне не хватит жизни, чтобы посмотреть все, что я хочу. (Улыбается.) Обычно я понимаю, что буду чувствовать во время просмотра фильма, и просто знаю, какого именно режиссера, или время, или страну мне выбрать. Сегодня утром, например, прямо очень захотелось начать смотреть «Ужас в опере» Дарио Ардженто…
Но! Если бы я могла отмотать время, то пошла бы на философию, социологию, искусствоведение или хотя бы на фундаментальную культурологию. И да, я постоянно думаю о том, чтобы еще куда-то поступить.
За границей или здесь?
А даже и здесь. Просто не хочется, чтобы завершался этот цикл. Когда человек начинает работать с чем-то, что напрямую не связано с тем, чтобы много читать, он будто бы начинает чуть-чуть тормозить, буксовать. Мне это кажется страшным, я чувствую, что что-то такое происходит в моей жизни, поэтому я пытаюсь выходить из этого.
Сейчас меня пригласили в Москву, возможно, буду там учиться. Но меня очень пугает, что могу не найти хорошую работу, чтобы не умереть от голода. Там буду снимать новый фильм, который планировала делать для одного телеканала, но не сложилось — после этого опыта вообще не уверена, что буду работать с кем-то из индустрии телевидения.
Юля, а как мотивируешь себя заниматься делами, у которых нет дедлайнов? Например, писать сценарии.
Вообще, мне кажется, что человеку не нужно себя заставлять писать сценарии, стихи или еще что-то. Никому от того, что ты не снимешь фильм или не напишешь стихотворение, хуже не станет. Я себе часто говорю: это что-то, что никому не нужно, кроме меня самой. Одна из моих любимых цитат о творчестве — из Чехова: «Если можете не писать, не пишите». Я руководствуюсь этим принципом.
Я начинаю что-то делать только тогда, когда мне этого очень сильно хочется, потому что меня никто не подгоняет, я не ставлю себе рамок. Пока что я бы точно не смогла без этого жить, постоянно пишу какие-то заметки — у меня весь телефон в обрывках, стандартная ситуация. Пишу не так быстро и не так много, как хотелось бы, но я не думаю, что нужно из себя что-то вымучивать.
Ты бы снимала кино не по своему сценарию?
Тут, скорее, вопрос в том, сможет ли кто-то написать сценарий, который будет мне близок. Теоретически это возможно. Но сама я не понимаю, как можно написать сценарий и дать его кому-то другому, если он действительно искренне написан. Не знаю, как правильно, но, когда я пишу сценарий, сразу вижу его как бы кадрами, визуально. У меня нет разделения на литературную основу и режиссерский сценарий, кино — это больше визуальное искусство, я не представляю его в виде отдельных диалогов и текста вообще, только визуальные образы.
У меня есть знакомые, у которых много идей, но они не знают, в какую форму их облечь: музыка, литература, кино, театр. Ты сразу и точно знаешь, что твоим образам подходит киноязык?
Нет, у меня тоже так. Есть много идей, которым нужны разные формы воплощения.
Когда я жила в Мозыре, проводила много времени в кинокабинках — такого в Минске вроде бы нет: определенное количество комнат, несколько кресел, телевизор и видеотека с кучей кассет! Мне это очень нравилось, это дешевле и аутентичнее, чем поход в кинотеатр. И, если мозырские кинокабинки вдруг закроются, я бы хотела сделать какой-то проект, посвященный им. Но для такой комнаты не сильно подойдет формат документального кино, скорее, фотопроект с описаниями и разговорами, что-то фотографически-литературное. У меня часто появляются такие идеи, они не все связаны с кино, просто нужно нигде не работать, чтобы и их реализовать.
Насчет работы: ты много занималась SMM-ом, но в каком-то смысле основная цель SMM — продавать. Ты человек идейный, не было конфликта мотивов: продавать чужой продукт или делать что-то большее?
Благодаря SMM можно, скорее, не продавать, а выстраивать коммуникацию с помощью контента. В каком-то смысле кино — это тоже высказывание в определенной форме и тональности, поэтому это не настолько далекие друг от друга вещи, как могло бы показаться. Началось все с того, что мне нравилось создавать тексты и визуалы, но, например, настраивать таргетированную рекламу я тоже люблю, потому что люблю заниматься какой-то аналитической деятельностью.
Я вела в том числе группы некоммерческих организаций, там было больше свободы. Для меня это было — про смысл, про красоту, про добро для других людей, и, если бы я продолжала заниматься SMM-ом, мне бы хотелось работать с чем-то, что идейно соответствует тому, что нравится мне.
Если я спрошу о людях, которые тебя вдохновили больше всего, кого вспомнишь первым?
Пусть и заочно, меня постоянно вдохновляют люди, которые занимаются чем-то своим, тем, что им нравится, даже если это никому не нужно и не приносит много денег, — философы, писатели. Берут и делают то, что, как мне кажется, имеет большой смысл. Я бы тоже хотела не размениваться. А из тех, с кем я общалась лично… В мозырской школе особо никого не встретила, в университете — несколько людей за все годы. В «Беларускім калегіюме» меня сильно вдохновил Валентин Акудович.
Это же он говорил: «Пишите свою главную боль»? Читала в одном из твоих интервью. Если честно, эта цитата во многом стала для меня каким-то манифестом, что ли.
Да, для меня тоже.
А если нет боли, можно творить? Или творчество стимулируют ситуации выживания?
Не думаю, что человек может быть абсолютно счастлив, всегда найдется какая-то боль, даже если все хорошо именно у него. Это как в рассказе Чехова «Крыжовник»:
Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат на кладбище своих покойников, но мы не видим и не слышим тех, которые страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами. Все тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания… И такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз. Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда — болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других. Но человека с молоточком нет, счастливый живет себе, и мелкие житейские заботы волнуют его слегка, как ветер осину, — и все обстоит благополучно
Все зависит от того, как ты чувствуешь. Если ты чувствуешь мир не только с точки зрения себя самого, а в целом, с точки зрения других людей, всеобщей справедливости, все равно это всегда про боль. Не хочется драматизировать это слово, оно не значит, что ты ходишь целыми днями и страдаешь, плачешь. Я не про это. Мне кажется, боль — это что-то, что тебя очень сильно волнует, это способность чувствовать происходящее вокруг тебя, «переживать» в смысле «проживать» то, что творится с миром. Если ты чуткий человек, невозможно, чтобы это ушло.
То есть, по-твоему, можно вести сытый образ жизни, но при этом заниматься социальными темами, снимать документальное кино и болеть за человечество?
Конечно. Может, я так говорю, потому что мне не с чем сравнивать, ведь у меня никогда такого не было, чтобы я прямо села и расслабилась — и у меня в жизни все есть. Но я на самом деле думаю, что мне наоборот было бы легче заниматься тем, чем я хочу, если бы я не отвлекалась на какие-то примитивные вопросы моего собственного выживания.
Вспомнишь момент, когда ты в последний раз была максимально приближена к абсолютному счастью?
Это прозвучит пафосно, но, если честно, я практически всегда чувствую себя счастливым человеком. Перманентно. Но это в каком-то моем личном философском смысле, когда думаю о семье, о друзьях — о том, что в любой из дней я могу проснуться и позвонить тем, кого я люблю, или встретиться с ними.
То есть все-таки это относительное счастье, а не абсолютное. В абсолютном смысле я, наверное, никогда не смогу быть счастливой, просто потому что экзистенциальные проблемы все равно никогда не разрешатся, как и политические и социальные.
У тебя поэтичный фейсбук, ты много пишешь про одиночество. Как твой молодой человек к этому относится?
Раньше обижался, но теперь понимает, что это скорее моя любовь к меланхолии, а не одиночество. (Улыбается.) Смотри, я одиночество не воспринимаю как трагедию. Мне кажется, что человек одинок, потому что никто никогда не сможет до конца почувствовать что-то так, как чувствует это другой, его боль, то, как он ощущает себя в этом мире. Опять-таки я не рассматриваю одиночество как что-то негативное, просто для меня это самое обычное и нормальное состояние человека. Одно из его основных свойств. Люди одиноки именно потому, что они уникальны.
Вернемся к кино. В интервью Дарья Жук призналась мне, что «Хрусталь» она уже переросла. А ты можешь сказать, что переросла «Завтра»?
С технической точки зрения. Когда я вижу какие-то моменты — условно, некоторые монтажные склейки, — мне становится стыдно, потому что я осознаю, насколько это ужасно сделано. Изначально я отправляла «Завтра» на «Лістапад» под псевдонимом — тогда мне казалось, что я уже переросла этот фильм и не могу ассоциировать с собой, и еще мне было стыдно, что я участвую в конкурсе. Но фестиваль дал фильму новую жизнь. Он как бы отделился от меня, я начала видеть его как зритель. И, по крайней мере, сейчас это какая-то фундаментальная для моей души вещь.
Мне кажется, есть такая белорусская черта — умалчивать, если что-то плохо, а то и пытаться выдавать это за «хорошо». В своем фильме ты откровенно ставишь в один ряд понятия «мои родители» и «маленькие люди». Откуда такая смелость?
Может, это потому что я вообще не думала, что буду это кому-то показывать, максимум — десяти друзьям. Я не боялась. Даже когда подалась на «Лістапад», долго никому не рассказывала, что мое кино будут показывать.
Меня потом удивило, что многие в «Завтра» увидели какую-то драму и большую бедность. Если честно, я очень многие вещи показала не так плохо и бедно, как иногда это было в нашей жизни на самом деле, потому что боялась, что это будет уже слишком. Я сделала что-то очень среднее.
Замечаешь тенденцию, что только фестивали позволяют услышать голоса молодых белорусских кинематографистов? И, как правило, сначала белорусы получают признание за границей, а потом об их фильмах-сенсациях говорят здесь. У тебя немного другая ситуация, но вот ты с «Завтра» съездила в Марсель, привезла оттуда четыре награды — и только сейчас фильм выходит в прокат.
Если говорить о «сначала за границей — потом здесь», то я вижу не так много примеров, кроме Дарьи Жук, но, наверное, да, замечаю. С одной стороны, это логично, если учесть, что в Беларуси нет, например, престижного документального фестиваля, поэтому фильм получает награды за границей. Это одна из задач фестиваля — выполнять функцию фильтра. Я тоже мнению профессионалов доверяю больше, чем мнению человека, который мало смотрит кино. Но, конечно, есть такое, что белорусы предвзято относятся ко всему своему. Какой-то комплекс есть, это бесспорно.
Допустим, та же Анастасия Мирошниченко снялась с участия в документальной секции «Лістапада», потому что догадывалась, что возьмет гран-при, но дала шанс высказаться другим документалистам.
Мне кажется, это очень честно со стороны режиссера, всегда интереснее соревноваться с теми, кто тебя сильнее.
Но при этом ее «Дебют» в Беларуси так никто, считай, и не посмотрел. Такая история и с «Завтра»: кроме «Лістапада» ее показали только в рамках Smartfilm. Почему прокат ленты — спустя год?
Это как раз зависит от того, что сначала фильм нужно отправить на фестиваль, чтобы была международная премьера. Насколько я понимаю, так со многими фильмами — в прокате имеет значение как раз фестивальная история.
Прокат «Завтра» начнется вслед за «Хрусталем», что логично, а то было бы слишком много (хороших — Прим. «Культпросвет») белорусских фильмов в одно время.
Расскажи про альманах, который делаете с Никитой Лаврецким и Лешей Свирским. И почему именно эти режиссеры?
Это предложил Никита, он нас троих сам выбрал. Альманах будет называться «Драма», хронометраж — 1:57. Сначала фильм Никиты, потом — Леши, а мой сегмент — самый длинный, я шутила, что его нужно ставить последним, потому что люди уйдут и не досмотрят до конца. У Никиты есть смешные моменты, у Леши и у меня в эпизодах какие-то забавные — тоже. Но в целом я согласна, что название фильма определяет его жанр.
У нас изначально был общий концепт: все события, которые происходят в каждом из наших сегментов, — то, что случилось с нами за неделю до начала съемок. В принципе, там все равно чувствуются и другие схожие вещи, о которых мы на самом деле не договаривались. Например, когда мы снимали, некий таинственный смысл во всех наших эпизодах как будто несла музыка, но не уверена, что это войдет в финальную версию.
Мне понравился этот опыт, было весело. Но я все равно буду чувствовать себя свободнее, если буду работать одна: когда снимаешь кино под общей идеей, все равно несешь много ответственности перед другими людьми. Но если мы будем вместе делать что-то еще, то, возможно, я перестану волноваться и буду себя чувствовать так же, как, например, с моим другом Никитой Александровым, с которым мы снимали «Завтра».
13 сентября в Falcon Club и 14 сентября в «Пионере» свой фильм Юля представит лично. А прямо сейчас — лучшие фильмы сентября по версии Юли Шатун.
«Матисс»
С 9 сентября / «Центральный»
Я уже видела два фильма из этой серии о живописи — о Босхе и ван Гоге. Думаю, эта картина, как и две предыдущие, скорее не для тех, кто любит кино, а для тех, кто любит живопись, хотя для меня кино и живопись очень близки. С точки зрения киноискусства, в нем нет особой ценности. Но название этой серии — Exhibition On Screen — соответствует тому, что происходит на экране. Сначала мне показалось, что это будет что-то вроде телевизионной документальной передачи с «говорящими головами» и закадровым дикторским голосом, но в итоге большую часть времени в темноте перед глазами проплывали огромные фрагменты картин, как будто ты долго бродишь по музею, разглядываешь полотна, смотришь то издалека, то поближе. А «экскурсовод» за кадром рассказывает о значении сюжетов, символов, линий и цветов. Это очень медитативное занятие. Правда, в отличие от настоящей картинной галереи, здесь как будто не ты ходишь от картины к картине, а они проходят мимо тебя.
А еще этот фильм будет посвящен не всему творчеству Матисса, а его декупажам. Прийти в кино и полтора часа разглядывать декупажи — по-моему, странное и прекрасное занятие!
«Человек, который убил Дон Кихота»
С 27 сентября / Falcon Club Бутик Кино, кинотеатры сети Silver Screen, «Пионер», «Дом кино», «Центральный»
Когда я узнала, что режиссер этого фильма написал сценарий еще в 1989 году и тридцать лет пытался снять по нему кино, сразу подумала, что картину нужно смотреть, ведь это и есть финал всей драматичной истории.
И если оригинальная история Дон Кихота — это пародия на рыцарские романы, то история о том, как Терри Гиллиам снимал этот фильм, мне видится сказкой в жанре абсурда о современном рыцаре-неудачнике в мире, в котором уже никто не совершает подвиги. Кстати, о создании «Человека, который убил Дон Кихота» даже сняли документальный фильм.
«Поиск»
С 27 сентября / Falcon Club Бутик Кино, кинотеатры сети SilverScreen, «Аврора», «Беларусь»
Количество времени, которое мы проводим, глядя на экран монитора или смартфона, слишком непропорционально количеству фильмов, в которых действие именно там и «случается». Поэтому фильм «Поиск», где все события происходят на экране компьютера, стоит посмотреть хотя бы ради необычного зрительского опыта.
Конечно, было бы забавно, если бы все это время какой-то человек на этом компьютере писал курсовую или листал ленту Facebook, но это будет в каком-нибудь моем фильме, а «Поиск», кажется, построен по более привычным законам драматургии.
«Дорога»
С 27 сентября / Falcon Club Бутик Кино, «Мир»
Раньше движущиеся картинки можно было снимать на кинокамеру — их и снимали на кинокамеру. Теперь жизнь можно снимать на смартфон, веб-камеру, скрытую камеру и, наверняка, на что-то еще. Поэтому появляется кино, которое использует новые способы фиксации реальности. Фильм «Дорога», например, смонтирован из того, что было снято видеорегистраторами. Это значит, что форма здесь неотделима от содержания, история — от способа ее рассказать, а в жизнь не проникает ничего инородного вроде камер и штативов.
Проект Cinemascope
На фильмы в Cinemascope можно ходить, не заглядывая в их афишу. Это кинотеатральный андеграунд, где всегда можно отвести душу, когда в прокате идут одни «новогодние комедии» и «нашумевшие блокбастеры».
