«Культпросвет» встретился с Анной Карпенко, арт-менеджером выставки работ Сергея Гудилина «Конденсат», одной из кураторов выставки работ Кирилла Дёмчева «Карантин» и арт-проекта «Имена», чтобы поговорить о проблемах и перспективах белорусского арт-пространства и узнать, какие выставки стоит посетить в этом месяце.
Анна Карпенко — менеджер культурных проектов
Я не люблю называть себя куратором: когда ты делаешь всего три-четыре выставки в год и подписываешься куратором, то становишься похожим на людей, которые впадают в графоманию на Facebook и называют себя поэтами. Получается, ты поэт и Бродский поэт, ты куратор и Оквуи Энвезор куратор. Понятно, что профессия куратора в Беларуси еще не сформирована и не институционализирована. В свое время я даже пыталась проводить мини-исследование в рамках диссертации: спрашивала у людей, которые называют себя кураторами в нашем художественном поле, что они вкладывают в это понятие. Как правило, они описывали свою деятельность как работу арт-менеджера, поэтому я тоже скорее культурный энтузиаст с замашками менеджера.
В кураторстве есть две составляющие: концептуальная и практическая. Когда мы говорим о концептуальной части, мы имеем в виду то, что есть определенный способ работы с художественным пространством и художниками. Как можно определить фигуру куратора? Куратор — это независимая позиция. Куратор — это определенное высказывание. Что такое высказывание? Это результат какой-то исследовательской работы, анализа определенной проблемы или контекста.
Что касается практического уровня, условно это то, как висят экспликации, насколько организаторы внимательны к архитектуре и навигации выставки, есть ли вода в столовой и бумага в уборных и прочее. Латинское «curare» — это дословно «забота». Не только о художниках, арт-объектах, архивах, но и о зрителе, который приходит посмотреть ту или иную выставку. И как зритель я хочу, чтобы ко мне обратились, окликнули меня, как в акте интерпелляции у Альтюссера — через мессеэтикетки, экспликации и так далее.
В истории кураторства был один скандальный случай, положивший начало, по сути, современным постколониальным выставочным проектам. В 1984 году в Нью-Йорском MoMa проходила выставка с говорящим названием «Примитивизм: близость племенного и современного», на которой в форме контрастного противопоставления были представлены работы европейских «гениев» — Пикассо, Гогена и других — наряду с «примитивистами-ремесленниками» из Африки, скульптура которых даже не была подписана, потому что какой автор может быть у поделок из дерева? В 1989 году в центре Помпиду в Париже один из «мэтров» кураторства Жан-Юбер Мартен в качестве реакционной критики на типичную колониальную выставку в МоМа представил своих знаменитых «Магов земли». Это был, пожалуй, первый в западноевропейском контексте выставочный проект, который постарался ценностно уравнять в одном пространстве работы европейских, африканских, австралийских художников, не разделяя искусство на примитивное и великое. Впоследствии, как водится, проекту Мартена тоже досталось, потому как работы художников Африки, Океании, Австралии выставлялись в классическом западном white cube, но это уже другая история. Тем не менее это очень хорошо дает понять, что такое для куратора работа с контекстом и как важно понимать, кого, где, когда, для чего и для кого ты выставляешь.
Сферу кураторской деятельности в Беларуси оценивать сложно: здесь есть художники, есть арт-критики, есть люди, которые всячески шевелят это культурное пространство, а самого пространства нет. И все упирается в несколько традиционных вопросов: а) где взять деньги, б) что делают те государственные художественные институции, которые в общем-то должны помогать развивать эту сферу, и в) какую форму принимает современное меценатство и краудфандинг.
В Беларуси очень маленькое, очень закрытое и очень «междусобойчиковое» арт-пространство, и это сильно мешает профессиональному развитию: не хочется никого обижать и критиковать, потому что ты знаешь, какими усилиями делаются даже самые маленькие проекты. Но ничто не заменит нам ситуации с нормальным финансированием, когда ты делаешь не три проекта в год, а сто тридцать три и нарабатываешь определенный уровень, который формирует профессиональный контекст и ведет к институциализации профессии. Сейчас ведь профессия куратора никакого статуса в белорусском пространстве не имеет. У нас даже нет высших учебных заведений, ориентированных на подготовку таких специалистов.
Одни у нас принципиально не ходят на выставки к другим, потому что просто не любят людей, которые делают эти выставки, — и это настоящая беда нашего арт-сообщества. Я хожу на все выставки, мне кажется, это очень важно, хоть я и мучаюсь иногда.
Мы абсолютно не встроены в мировой арт-контекст. И не потому, что у нас нет талантливых художников, арт-менеджеров или кураторов — у нас многие банально не знают иностранных языков, мы мало путешествуем и у нас в целом низкий уровень насмотренности. Зачастую нам банально не хватает образованности, начитанности, знаний…
Бывает, что, уехав за рубеж, белорусские кураторы долгое время спекулируют на одной единственной теме — например, постоянно делают проекты о последней диктатуре Европы. И создается впечатление, что единственный образ Беларуси — это человек с усами. Совершенно очевидно, что сделать такой проект здесь — это вызов, и в связи с этим возникает вопрос, насколько этически оправданно, находясь во вполне благополучном и безопасном пространстве, высказываться таким образом.
Я очень люблю проекты, связанные с архивами, и мне кажется, что их очень не хватает в белорусском пространстве. Надо сказать, что тема памяти очень важна для нашего пространства, но она настолько отсутствует, что я терзаюсь вопросом, что же произойдет лет через 15, когда мы просто не будем знать очевидных и банальных вещей. Вот я, например, исследователь, которому очень интересна тема независимых минских галерей 90-х. Мне кажется, в то время здесь был просто Нью-Йорк 70-х, здесь было очень круто. И вот куда мне бежать? В национальную библиотеку, в архив? Там нет ничего.
Конечно, очень большую работу в этом плане делают Андрей Ленкевич и его архив «Бюро Месяца фотографии в Минске», а также Сергей Кирющенко, Сергей Шабохин и другие участники, благодаря которым существуют KALEKTAR, ZBOR, Art Aktivist.
В 90-е годы не только в Минске, но и в Витебске проводили чудесные художественные проекты, одним из которых был большой семилетний кураторский проект Василия Васильева «In-formation», в котором участвовали представители Польши, Норвегии и Германии и многих других стран. С точки зрения современного искусства, это были архиважные проекты, потому что там не было живописи, не было скульптуры — кураторы хотели показать чистое искусство. По форме этот проект был чем-то близок кассельской Documenta, которая традиционно разворачивается на нескольких локациях, объединенных темой, которую заявляет куратор.
В Витебске один из «In-formation» проходил в соляных складах, детской художественной школе, художественном музее и арт-центре Марка Шагала. Там происходили сумасшедшие перформансы, в том числе Людмилы Русовой, публиковались тексты, проводились публичные дискуссии — все это очень важная часть того, что называется историей современного белорусского искусства. И, к сожалению, когда ты задаешься целью что-то об этом найти или почитать, находишь максимум одну-две книги. А в эпоху digital безумно хочется иметь источник, где бы это все собиралось и обсуждалось: без этого мы оказываемся не то что культурой или нацией без корней, мы просто каждый раз заново изобретаем велосипед. У нас катастрофически отсутствует преемственность, и из-за этого, в том числе, существует разрозненность внутри арт-сообществ: художественного, фотографического, театрального, какого угодно.
С появлением технологий меняется роль куратора: с одной стороны, digital curating требует новых навыков, а с другой, возвращает к пониманию куратора как систематизатора, который способен привести в удобоваримое состояние невероятный объем данных.
Сегодня можно сказать, что мы немножко подошли к тому, как работать с цифровым пространством, но уже завтра это цифровое пространство изменится, оно расширяется настолько быстро, что мы просто не способны осознать, с каким объемом данных работаем. Естественно, цифровые технологии в искусстве — это не столько история о том, что в музее появляются VR-очки, а о том, как мы в принципе работаем с данными и информацией в арт-пространстве. В Беларуси мы еще не скоро с этим столкнемся. Хотя сейчас программисты и художники слишком далеки друг от друга, мне кажется, что то, что сейчас происходит в IT-индустрии, безусловно повлияет и на артистическую среду.
Выстава Дэвіянтнага Мастацтва II
Прастора КХ / до 17.02.2018
Прекрасный повод съездить в Брест и увидеть невероятные работы Михаила Булича и Константина Ладошкина. Вообще, в этом пространстве бурлит культурная и творческая жизнь похлеще, чем в Минске. Здесь не боятся говорить на табуированные в белорусском обществе темы, одно упоминание о которых включает социальный тумблер запретов и наказаний.
Особенная фотография
Музей истории белорусского кино / по 18.02.2018
Очень интимная выставка, где есть работы Юрия Васильева (к сожалению, недавно ушедшего из жизни), Игоря Савченко, Сергея Кожемякина и многих других. К сожалению, там нет сопроводительных текстов, кроме очень трогательных интимных авторских комментариев к работам, и единственным, что я нашла в качестве общей экспликации, был текст пресс-релиза, наклеенный на окошко кассира. Но на выставку обязательно нужно сходить.
Легенда спортивной фотографии
Галерея Михаила Савицкого / по 25.02.2018
Классическая ретроспективная выставка фотографа Льва Бородулина. Готовила эту выставку Майя Кацнельсон, которая до этого делала в Национальном историческом музее выставку «Время немых звезд. От черно-белого к красному», приуроченную к 90-летию первого белорусского фильма. Но среди кураторов также числится Министерство Главы правительства Израиля.
Утопия, место которого нет
Пространство «Сталоўка XYZ» / по 10.02.2018
Групповой кураторский проект, который помимо выставки включает в себя перформансы, лекции, воркшопы, игры и прочее. Надо сходить.
