«Культпросвет» знает, как сделать поход в театр удачным. Встречи с интересными людьми, разговоры об искусстве в непринужденной атмосфере и свежий взгляд на самые лучшие спектакли столицы в нашей новой рубрике «АрАрАт. Мнение».
Что смотрим
Впервые зрители увидели «Лауренсию» в 1939 году на сцене Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова (Мариинский театр). Спектакль продолжил линию народно-героических балетов, в которых тема революционной и освободительной борьбы выдвигалась на передний план. В «Лауренсии», либретто которой основывалось на пьесе Лопе де Веги «Овечий источник» советские зрители должны были усмотреть параллели с современной им Испанией, где шла гражданская война. Но основным достоинством балета, которое позволило ему дожить до ХХІ века, явилось отнюдь не соответствие идеологическим требованиям времени, а хореография Вахтанга Чабукиани. Партия Лауренсии, созданная хореографом в расчете на данные легендарной Натальи Дудинской, остается одной из самых сложных в балетном репертуаре. Не меньшей виртуозности требует и партия Фрондосо, первым исполнителем которой был сам Чабукиани.
В Беларуси «Лауренсия» была поставлена в 1955 году, но после 12 показов балет сняли с репертуара. Возвращение советской классики на минскую сцену произошло совсем недавно, благодаря Нине Ананиашвили, трудившейся над восстановлением оригинальной хореографии Чабукини, которая и стала главным плюсом новой «Лауренсии». По силе воздействия с виртуозностью сольных партий, яркостью и темпераментом массовых танцев в этой постановке могут поспорить разве что красочные костюмы Александра Васильева. Оценить их, а также взглянуть на реинкарнацию «Лауренсии» глазами современного зрителя мы попросили Дмитрия Заболотного.
эксперт Дмитрий Заболотный — дизайнер мужской одежды. Закончил Минский государственный технологический колледж. Изучал дизайн костюма в Художественной академии и философию в БГУ.
Мнение в антракте
Безусловно, театр это не кино. Это искусство для искушенного зрителя. В кино может сходить каждый и понять, что он там хочет увидеть: драки, зрелище, любовь, какие-то спецэффекты. А классическая хореография – это искусство для человека, который так или иначе приобщался к культуре классической музыки и балета. Я долгое время не посещал балетные постановки, и теперь нужно войти во вкус. По окончании первого акта у меня странное состояние. Вспоминается прежний опыт, детский, юношеский. Я знаю очень хорошо закулисье этого театра, потому что сам на этой сцене выступал, когда учился в музыкальном лицее. Мы пели хоровые концерты. Я не сидел в оркестровой яме, не танцевал балет, но хорошо познакомился с «кухней» Оперного театра. Сейчас все сильно изменилось, но местная атмосфера мной по-прежнему очень любима.
Честно говоря, немного разочаровывает ремонт, потому что, на мой взгляд, пропала история. Мы не будем говорить, что наш театр такой же именитый, как «Ла Скала», Берлинский или Венский, но тем не менее со всем этим наполированным гранитом ушел какой-то тонкий культурный слой. Его стерли как патину с бронзы. Я говорю о своем эмоциональном ощущении, связанном с моим прошлым, но если речь идет о том, чтобы привлечь в театр публику, то, безусловно, нужно предлагать более высокий уровень антуража, чтобы популяризировать классическое искусство и заманить нового зрителя. В этом плане то, что театр заиграл новыми красками, – хорошо.
Каких-то ожиданий перед спектаклем у меня не было. Это мой принцип: никаких ожиданий. Было беспокойство. Я комплексовал, поскольку разрыв между моим прошлым, связанным с театром, и настоящим очень большой. Современный зритель стал более искушенным, особенно тот, кто каким-то образом связан с театром или интересуется им. Эти люди знают, как далеко ушло хореографическое искусство. Сегодня я смотрю «Лауренсию» и понимаю, что постановка немножко отдает попсой, но заставляю себя уловить то ощущение, которое мне нравилось в балете. Это моя личная история, потому что я постоянно бывал здесь в детстве и научился понимать хореографию. Поскольку я не специалист, мне сложно сказать, насколько высок уровень исполнения, но на сцене хочется видеть что-то более интересное и современное. А этот балет, на мой взгляд, чересчур реалистичен и статичен. Как человеку творческому мне трудно увидеть в этом танце эмоции и страсти, я его читаю как пантомиму. В нем недостаточно хореографии.
Мнение после
Впервые я смотрел балетную постановку аналитически, поскольку зрелище не завораживает. Символизм балета абсолютно ясен. Если не вдаваться в подробности и просто проанализировать, то можно понять, что подобная постановка создавалась, чтобы увлечь массы обычных советских людей в Большой театр. Именно поэтому в балете нет обилия сложных танцев. Хореография достаточно проста для понимания, действие не перегружено, музыка легка и не утомляет, а по глубине это не «Пер Гюнт» и не «Лебединое озеро». Если учитывать, что когда-то это был госзаказ, а так, скорее всего, и было, то стоит сказать, что работа сделана профессионально: неискушенный человек досидит до конца, будет сопереживать героям. Это соцреализм на злобу дня. Не оставляет ощущение, что попал в прошлое или посмотрел старый советский черно-белый фильм, но разукрашенный. Постановка, на мой взгляд, примитивна, как бы жестко это ни звучало, но хореография местами блестяща. В основном это партии центральных персонажей.
Очень большую роль в постановке играют костюмы, которые позволяют по цвету и каким-то другим акцентам выделить из массы артистов на сцене основных действующих героев. Эти герои и проявляют наибольшую активность в общем хореографическом решении. Заметно, что Александр Васильев постарался. Более чем уверен, что он глубоко погрузился в материал. Я вижу качественно сшитые костюмы из современных тканей, яркие и богатые по цветам, все очень декоративно. Если знать, кто их выполнил, то можно понять, откуда все это: проработка деталей, фактура, яркие сочные цвета. Вообще, когда смотришь на сцену, будто бы возвращаешься в лето. Сцена здорово подсвечена, все создает ощущение тепла и страсти.
При достаточной статичности самой постановки костюмы раскрывают образы героев. Если взять одежды главных действующих лиц, то можно заметить, что Фрондосо одет чуть более изысканно, чем, например, Менго, костюм которого достаточно простой и контрастный. Лауренсия изначально облачена в красный корсет и светлую юбку, и нам сразу становится понятно, что эта самая яркая девушка – главная героиня. Если брать ее подругу Паскуалу, то можно увидеть, что по своему антуражу она близка к Лауренсии. Это заметно по составу юбки, по сложности исполнения корсета, но цвет в этом случае чуть-чуть смягчен. Такие нюансы достаточно хорошо прочитываются. Если говорить о командоре Гомесе, то здесь мы тоже видим правильный и понятный костюм. Вертикальная полоса сразу предлагает доминирующий образ властного и жесткого мужчины. При этом есть лоск черного и золотого, яркого белого воротника. Это то, что мы можем встретить и в современном классическом костюме, то, что олицетворяет люкс и гламур. А вот персонажи массовки иные. Второе действие, например, я бы сравнил с коллекцией Benetton. Это одежда для простых людей, здесь простые и понятные цвета и фактуры, и это плюс. Художник должен говорить на понятном языке, а Александр Васильев создавал костюмы для современных зрителей. Искушенных людей, которые могут оценить то, что он сделал, тонкость этой работы, у нас единицы. Я бы даже сказал, что с костюмами все слишком хорошо.
Думаю, что «Лауренсия» должна продаваться не как реинкарнация постановки 1939 года, а как возможность увидеть классический советский балет. При всех очевидных недостатках на этом спектакле я неожиданно для себя приобрел новый опыт – опыт критика. Раньше я приходил на спектакли и просто смотрел, а сегодня мне захотелось понять структуру, историю создания постановки. И я понял, для кого, зачем и как был сделан этот балет.
