«Культпросвет» встретился с Диной Данилович, фотографом, куратором Национального центра современных искусств, чтобы поговорить о восприятии фотографии обнаженной натуры, работе в госинституции и белорусском арт-сообществе. И, конечно, по традиции советуем, куда обязательно стоит сходить в этом месяце.
О работе куратором
Я смеюсь и говорю, что я куратор от отчаяния. Я жила в Витебске, у меня было много молодой энергии, хотелось что-то делать. Я училась в технологическом университете на дизайнера, и у нас была традиция проводить студенческие выставки, показывать свои работы, а потом учеба закончилась, и какое-то время ничего не происходило. Хочешь — делай сам, называется.
Первую свою выставку как куратор я сделала в 2002 году. Я делала разные проекты в Витебске, в том числе долгий пятилетний проект CINEMATOGRAF в Арт-центре Марка Шагала — это была ежегодная выставка, где были представлены разные художественные высказывания о кино, мы показывали фильмы, которые было невозможно увидеть в кинотеатрах. Потом была «Анатомия», которая каким-то странным образом выросла из CINEMATOGRAFа. Я поняла, что нужно было делать этот проект, потому что у людей просто не было опыта посещения выставок фотографий обнаженного тела. Например, взрослые мужчины, которые только что на первом этаже посмотрели графику Шагала, где половина женщин нарисованы обнаженными, поднимались на второй этаж, видели фотографии и возмущались, что в «святых стенах Шагала» выставляются вот такие работы. Понятно, что витебская среда еще более консервативная, чем минская, но даже реакция людей, которые занимаются искусством, была для меня непонятной.
фото: Сергей Кожемякин
После двух выставок я поняла, что это никому не нужно, что все живут своей жизнью, имеют свои убеждения. К тому же я потеряла площадку: в Арт-центре Шагала выставку проводить запретили, в Витебском центре современного искусства появилось правило, что выставка должна длиться только две недели. Я подумала, что не хочу полгода тратить на то, чтобы сделать международный проект, а потом показать его в урезанном варианте. Я, конечно, сумасшедшая, но не до такой же степени. Я подумала, пусть эти люди остаются при своем, а я лучше буду работать в Минске, где будет больший фидбэк, больше возможностей развития и меньше организационных проблем.
Я люблю пространство НЦСИ, я давно с ним работаю и знаю его возможности. Я люблю этот свет, ощущение, когда здесь находишься. Плюс НЦСИ дает возможность доступа к большому количеству публики, к разным людям — для меня это важно, потому что я не концептуальный куратор, у меня всегда очень простые задачи, я говорю о простых вещах, которые волнуют меня лично.
Об аудитории
Безусловно, хорошо, что вокруг музеев современного искусства и частных галерей формируются комьюнити, но важно, чтобы они не превращались в места только «для своих». В НЦСИ публика более широкая: конечно, постоянные посетители — это в основном люди, которые интересуются искусством или имеют к нему какое-то отношение, но у нас, например, есть и своя тусовка зрителей старшего поколения, которые ходят на все выставки, хоть и бывают шокированы, когда выставляется что-то более современное.
Я не знаю, как привлекать в музей новую аудиторию. У нас был очень противоречивый опыт сотрудничества с «Виталюром», когда люди на открытии магазина в соседнем здании получали скидочную карту и потом по ней могли прийти к нам и бесплатно посмотреть выставку. Я фотографировала в тот день и понимала, что некоторые посетители точно никогда раньше не были в музее. Это неоднозначная ситуация, но такого чистого и неподдельного интереса я давно не видела. Это были совершенно разные люди: бабушки с внуками, мужчины, выглядящие как работники завода, которые ходили, фотографировали, обсуждали, трогали все руками — потому что у них нет культуры посещения музеев.
фото: Александр Рабцевич
Есть такая очень снобская позиция профессионального сообщества по отношению к белорусам, что «это обыватели, которые живут своей жизнью, и искусство им не нужно». Можно говорить, конечно, что публика необразована, не готова читать тексты, быть соучастниками, но откуда этому взяться? В школе этому не учат, хотя, конечно, школьников и водят в музеи. Я, например, сама лично проводила экскурсию по выставке современного чешского искусства в НЦСИ для трех классов школьников 16-17 лет — и могу сказать, что это дикая субстанция: им бы поцеловаться в темной комнате, сказать, что видео-арт чешской художницы сделан под кислотой… Среди этих 50 человек было пять, которым было интересно — они остались, внимательно все посмотрели, задавали вопросы. Может, это и неплохой процент. Но понимание искусства, изучение истории искусства должно стать частью общего образования.
Я говорю банальные вещи, но благодаря интернету сейчас можно заниматься самообразованием, находясь в любой точке мира. Музеи выкладывают в свободный доступ фотографии своих коллекций, у любой галереи или художника есть свой сайт, есть онлайн-журналы о моде и искусстве, где тоже можно что-то посмотреть. Я не могу сказать, что у людей, в том числе в регионах, нет возможностей для самообразования. Возможности есть. Людям не до искусства, потому что ухудшается экономическая ситуация и все просто думают о том, как выжить.
О работе в государственных институциях
Часто люди, которые решают хозяйственные вопросы в госучреждениях — это люди старшего поколения, советской формации. Они привыкли сначала говорить «нет». Потом, конечно, они могут подумать и сказать «да», но иногда «нет» звучит без объяснений — они просто хотят сидеть спокойно и не напрягаться.
Когда ты работаешь в государственной институции, иногда кажется, что бьешься головой о стену, но, с другой стороны, все равно есть какой-то результат, есть развитие. И при всех минусах есть, например, такой ресурс, как оборудование, бесплатное помещение.
Показ бренда LSD clothing в НЦСИ. Фото: Anjolka’s Tolz
В Минске не так много проектов, которые непосредственно относятся к современному искусству, и зачастую для руководства государственных музеев современное искусство — это любое искусство, которое сделано здесь и сейчас, даже если оно выглядит так, как будто ему уже 30 или 50 лет. Конечно, если говорить о контемпорари арт — а сегодня это зачастую дорогостоящие проекты, которые создаются на стыке искусства, науки и технологий, — то это очень затратно, и ни одна институция в нашей стране не может позволить себе привезти, например, Элиассона с его водопадами или Капура с его огромными восковыми фигурами.
В Беларуси ты радуешься, если у тебя есть возможность для выставки покрасить стену, или баннер напечатать, или достаточное количество проекторов установить. Радуешься элементарным вещам. Так есть, так мы живем и работаем. И это от нищеты. И этот вопрос нищеты есть у всех институций: и у государственных, и у независимых. Есть странное представление, что 100% потребностей и трат госинституций покрывает государство. Но это не так. Да, Минкульт дает деньги на определенные проекты, но не на концептуальные, вызывающие дискуссию, а на формальные, официальные.
О теме обнаженного тела и цензуре
Когда я только начинала проект «Анатомия», у меня был разговор с одним очень известным художником, и он сказал мне что-то вроде: «Зачем ты это делаешь? Никому это не надо, тема обнаженного тела давно в истории искусств решена». Но на самом деле эта проблема есть, и об это нужно говорить. И я понимаю, что это не маленькая отдельная проблема, это проблема всего общества — нетерпимого, консервативного. Я не борюсь с чем-то, никого не учу, не занимаюсь морализаторством, я просто даю людям возможность прийти и увидеть фотографии обнаженного тела, показываю, что такие изображения несут в себе много смыслов и затрагивают, например, тему насилия в отношении женщин и мужчин, тему бесконечных навязываний того, как мы должны выглядеть и как жить, что мы можем делать со своим телом, а что нет…
фото: Дмитрий Кульпанович
Прошлой осенью в ЦЭХе проводилась выставка о цензуре, и кураторы сразу сказали, что осознанно отказались от проектов, связанных с цензурой тела, и выбрали более политические проекты, потому что цензура, связанная с телесностью, самая очевидная. Но ведь когда государство цензурирует твою жизнь, твою сексуальность, твое тело, изображения, то это часть общей системы!
В мире сейчас происходит возврат к цензуре, и это проблема не только Беларуси. В Англии, например, жители небольшого городка потребовали закрыть выставку обнаженной фотографии викторианской эпохи — а это ведь все достаточно невинные изображения. Мне интересно, почему так происходит. Есть, конечно, цензура по религиозному принципу, но даже, например, в Польше, где католическая церковь очень влиятельна, квир-тема не запрещена, а у нас это табуированная тема. Возможно, это отношение осталось с советских времен и просто никто не считает, что с этим нужно что-то делать…
Об арт-сообществе
Иногда кажется, что у нас представители одной институции только и ждут, когда недружественная им институция ошибется, чтобы просто позлорадствовать. Мы не радуемся друг за друга, когда все хорошо, а когда кто-то ошибается, мы не то что не прощаем или не обращаем на это внимания, не помогаем исправить ошибки, а поднимаем волну дерьма. Предложите лучше альтернативу…
Может, я идеалистка, но нельзя все время просто сидеть и радоваться неудачам друг друга. Я так не могу. Мне будет плохо, потому что я понимаю, что весь этот негатив разрастается до невероятных размеров.
Фото: Елена Ободова
Мне интересно наблюдать за всем, что происходит в культурной жизни, я не делю институции и людей на своих и чужих.
Мне кажется, возможен диалог на личностном уровне. Люди всегда могут договориться, всегда могут делать что-то вместе — и это очень важно. Поэтому меня радуют коллаборации разных художников, кураторов и институций. Я считаю, что путь «чего-то делания» более правильный, чем путь тотальной ненависти и желания все уничтожить. Я уважаю любую позицию, понимаю, что можно быть в оппозиции к власти, государству, не хотеть иметь с ним ничего общего. Но быть персоной нон-грата в этой стране, все отрицать и жить здесь… Как это? Мне кажется, это иллюзия. Нужна критика, нужны какие-то акции, но они не должны быть экстремистскими, что-то, что будет побуждать государственные институции развиваться. Нужны действия, а не только «бла-бла-бла» на фейсбуке со стороны всех участников художественного процесса.
Родны склон
Национальный центр современных искусств / по 17 марта
Приглашаю посмотреть на результат работы кураторской группы (частью которой я тоже являюсь) и прекрасного коллектива авторов.
Жить во время
Музей истории белорусского кино / по 18 марта
Литовская школа фотографии — это определенная гарантия качества, и выставки работ литовских фотографов вызывают интерес у белорусской публики, особенно у фотографов, которые занимаются аналоговой или репортажной фотографией.
Крестовый поход детей
Креативный кластер OК16 / 19 марта, 9-10 апреля
Я получаю больше удовольствия, когда смотрю спектакли Юры Дивакова, чем когда посещаю некоторые выставки. Мне кажется, его новую работу обязательно нужно посмотреть.
