В «Корпусе» открылась международная «путешествующая» выставка «Граница», где 23 молодых художника из постсоветских стран рефлексируют на тему границ. «Культпросвет» встретился с одним из кураторов выставки Тибо де Ройтером и руководительницей отдела культурных программ Goethe-Institut Moskau Астрид Веге, чтобы подробнее поговорить об идеях, символах и важности проекта в Минске.
Тибо, если быть чуть-чуть занудой и говорить о лексическом значении слова «граница», то в словаре можно найти несколько вариантов. Какое из них вкладывали в проект вы?
Конечно, мы говорим здесь о «Earth border», не о множественных границах, а о границе в единственном числе, что отражено в названии. Идея этой «границы» появилась у нас со вторым куратором — Инке Арнс. Целый год мы ездили по Восточной Европе и Центральной Азии. Из Минска во Владивосток, из Петербурга в Душанбе и обратно. Мы побывали в 12 странах и в каждой из них работали минимум в двух-трех городах: знакомились с местами, другими кураторами, художниками.
Во время работы мы столкнулись с серьезной проблемой: как объединить все эти страны? Когда я говорю «эти», то формально имею в виду страны бывшего СССР (кроме балтийских, это прерогатива Института Гёте). Мы искали связь. И первый ответ был очень прост: советское время и его наследие. Но важно отметить, что на выставке мы фокусируемся не на прошлом, а на настоящем. Другой ответ — грузинская еда. Да, вы не ослышались. Если вы хотите вкусно поесть в Санкт-Петербурге, Душанбе или Минске — идите в грузинский ресторан. Вы найдете его в любом месте. Конечно, эта фуд-часть не представлена на выставке по техническим причинам… но это ведь можно сделать и после нее!
Однажды мы с Инке приехали в Екатеринбург. Нас очень радушно встретила типичная «постсоветская» женщина: маленького роста, с огромной прической, которая хотела побыстрее нас накормить. Пока мы ели пельмени в местном ресторане, она уверенно заявила: «Знаете что? Я живу в Азии, но дача-то у меня в Европе!» Для нас Азией был Китай, Япония, Вьетнам, а тут… Екатеринбург?! Мы почувствовали себя немного глупо и начали изучать географическую карту — и та линия, которая должна была разделять Азию и Европу, действительно проходила чуть выше Урала, огибала Казахстан — часть Казахстана в Европе, часть Казахстана в Азии — и заканчивалась в Турции. Она стала для нас красной нитью: эту линию можно прочертить как угодно: с реками, без них…
Астрид Веге: Я хотела бы добавить, что да, действительно, все эти страны объединяет прошлое, это факт. Но их настоящее теперь очень разное. Конечно, границы можно рассматривать в политическом, географическом контексте, но гораздо важнее вопрос культуры и идентичности. Что вы считаете сегодня Беларусью? Что вы считаете Грузией? Азербайджаном? На выставке вы можете найти 23 рефлексии на тему того, что считать Азией, а что Европой. Также очень интересно, что в каждой новой стране у выставки может быть специфический фокус: так, в Красноярске это было про колонизацию, в Грузии — про территории, в Питере — про мигрантов, в Киеве — рефлексия о национальном и европейском. И это очень интересная адаптация.
Когда я готовилась к интервью, то нашла очень интересную информацию. Так, в Китае, Индии и большинстве англоговорящих стран Европа и Азия — это два разных континента. В странах бывшего СССР и Японии Европу и Азию объединяют в Евразию. Как думаете, почему?
Пф, конечно это один континент! И знаешь, в таком случае я думаю, что UK — это даже не остров. Ведь Ла Манш, разделяющий север Франции и юг Британии, — это пролив, который в некоторых местах всего десять сантиметров глубиной.
Люди иногда немножко глупы в том, как экспрессивно они пытаются себя идентифицировать.
По каким критериям вы выбирали отдельные работы художников для выставки?
Первый, поскольку я говорил о важности фокуса не на прошлом, а настоящем, — это молодое поколение художников. Для нас было шоком, что в 90-х молодое искусство было так же распространено, как и грузинская еда. Авторы боролись за выставки в то время, когда люди были в разы менее заинтересованы в этом.
Также был важен аспект «открытия» автора. Я хотел вывести на мировую арену тех художников, которые выставлялись только в своей стране и редко за ее пределами. Так, к примеру, произошло с Айтегином Джумалиевым из Бишкека, чему я очень рад.
Еще один критерий, который мы не вводили специально: на этой выставке больше художниц, чем художников. Это приятно, потому что я считаю, что женщины в искусстве гораздо активнее мужчин. Другой вопрос, что у них меньше видимости. Если вы откроете топ-100 самых продаваемых художников мира, хорошо, если художница будет там хотя бы 17-й. То же самое в национальных музеях: максимум одна-две работы художниц на всё пространство.
Также на этой выставке должны были быть представлены разные экспозиционные материалы: это не видео- или фотовыставка, не художественная и не документальная. Она обо всем по чуть-чуть: о политике, поэзии, журналистике. Единственное, у нас здесь не представлены картины. Это вопрос не идейный, а технический (картинам нужна определенная температура в помещении и т.д.), много нюансов.
Но самым важным для меня критерием является чувство юмора у автора. Я люблю шутки. И думаю, что только с юмором можно транслировать людям какие-то важные вещи. Если ты заставил человека улыбнуться, то ты уже проделал огромную работу.
Почему эта выставка важна здесь?
Астрид Веге: Во-первых, было бы странно работать с белорусским художником (Сергей Шабохин — прим. «Культпросвета») и не привезти при этом выставку в его родную страну. Во-вторых, Беларусь тоже была частью общего постсоветского пространства и стала независимой не так давно. Нам интересно узнать, что люди увидят в тех или иных рефлексиях авторов.
Вопрос, который, видимо, задавали вам множество раз: почему ящики?
Все очень просто. Наша выставка — передвижная. Мы знали об этом с самого начала. Напомню, что я не просто куратор, но еще и архитектор. Поэтому я часто думаю о том, как выставка будет репрезентироваться. Чтобы перевозить выставку, всегда нужен отдельный ящик для каждой из работ. Так почему не использовать транспортировочный ящик еще и как пьедестал под нее? Это просто, удобно и эргономично. Конечно, этот вопрос мы обсудили со всеми авторами, я рисовал предварительные скетчи. Как видите, никто не был против.
Есть одна вещь, о которой я мечтаю, но пока это сложно превратить в реальность. В какой-то момент мне казалось, что коробки с картинами перевозятся так же, как и обычные коробки на фурах. И когда они пересекали бы границу, то на них бы ставили пограничные штампы. И за два года путешествий этой экспозиции на коробках появился бы целый узор из этих штампов!.. В общем, нужно подумать над этой идеей.
Астрид Веге: Также я хотела бы сказать про очень прагматичную вещь — расходы на транспорт. Чтобы привезти выставку в другую страну, нам нужна всего одна фура. И больше ничего.
Если бы Антонина Стебур не провела мне мини-экскурсию по всей выставке, я вряд ли бы считала всю символику. Отсюда мой вопрос: человек, зашедший сюда «случайно», без какого-либо бэкграунда, в силах понять, о чем она?
Я буду очень счастлив, если он не поймет ничего!
Астрид: На этот случай в свободном доступе у нас есть программки. Там можно найти всю необходимую информацию.
Тогда еще один пример. Моя мама и я по-разному воспринимаем современное искусство. Ей ближе классика, которая, как мне кажется, вовлекает больше эмоционально. Если говорить о современном искусстве — это больше не про эмоции, а контекст…
Ооо, мамы! (улыбается) Моей 85, и она работает уборщицей на заводе. Как-то мой брат купил ей айпэд, и сейчас она королева яблочной техники. Когда я говорю ей, что собираюсь куда-то, она гуглит это место и кричит: «Эй, ты должен быть осторожен, я смотрела в интернете, это опасная страна!»
Но мы же понимаем, что это не всегда правда. А если серьезно, мне кажется, я здесь не для того, чтобы давать эмоции, ответы или четко очертить границу, которой зачастую не существует. Я здесь не для того, чтобы сказать: вот это, ребята, Азия, а это — Европа. Я хочу задавать вопросы. Открывать двери. Подвергать людей сомнению. По-моему, это отличная цель.
А если у тебя нет медиатора… Окей. Посмотри на играющего сейчас ребенка с кубиками (проект Антона Карманова — прим. «Культпросвета») — он создает свою персональную историю. И это прекрасно.
Куратор сегодня, кто он?
Это интересный вопрос. Мне кажется, что кураторы — последняя профессия, которая была изобретена на планете. Еще 50 лет назад в мире было всего одна или две школы, которые готовили кураторов. И как люди делали выставки в то время?
Я очень люблю короткий анекдот бельгийского куратора Яна Хута, очень известного и влиятельного в своей сфере. Его отец был психотерапевтом в частной клинике и работал с душевнобольными людьми. Однажды он как директор решил, что вместе с персоналом они будут есть за одним столом с постояльцами. Пятилетний Ян Хут так и рос, обедая и ужиная вместе со своим отцом и сумасшедшими. И знаете что? Он сказал, что не заметил никаких различий. Где «здоровые», а где «больные»? Мне кажется, это о работе куратора. Это всё — большой обед между авторами и потребителями.
Обычно кураторы «строят» себя из предыдущих профессий, которые не имеют никакого отношения к кураторству. Я — архитектор, мой друг-куратор — еще и отличный адвокат.
Если кому-то НЕ нужен куратор — это не проблема. Это не какой-то четкий список, где в подготовке к выставке вам понадобится: один куратор, один техник, одна собака, один человек с луны (потому что как это мы не представим будущую жизнь?). Но куратор — это тот человек, который собирает пазлы в целое. Я работаю куратором уже 25 лет. В моей голове тысячи художников и по две-три работы каждого из них. Кого-то я встречаю в галереях, с кем-то беседую в барах… Я вообще за социализацию. Беседа — отличный способ понять, что у человека в голове.
Что сегодня значит быть талантливым художником?
Ммм… талантливые артисты — это те артисты, которые уверены в том, что они хотят сделать. Я знаю группу людей, которые пять лет думали о том, как сделать крохотный объект. И они его сделали! Это и есть талант. И я не думаю, что талант — это что-то важное внешне (количество проданных работ, признание), скорее, это что-то, что идет изнутри. У хорошего артиста внутренний мир должен быть некого рода навязчивой идеей.
