Большой театр начинает свой 85-й сезон с шестого пришествия «Травиаты». Для новой постановки оперы Большой театр пригласил Андрейса Жагарса, режиссера, актера, педагога. Для Жагарса это уже третье обращение к опере Верди. В его постановке в Латвийской национальной опере, которую привозили в Минск несколько лет назад, действие было перенесено в Париж 1950-х гг. с его жаждой жизни и эстетикой New Look. В спектакле Большого Виолетта станет героиней наших дней, а туберкулез заменит онкологическое заболевание. Но, как говорит сам режиссер, диагноз здесь не принципиален, ведь главное в его постановке – рассказ о публичном одиночестве, узнаваемые ситуации, яркие образы и настоящие чувства.
О том, чем история прекрасной куртизанки может увлечь современного зрителя, зачем режиссеры занимаются актуализацией и какого зрителя Андрейс Жагарс хотел бы видеть на своем спектакле, мы поговорили с постановщиком незадолго до премьеры.
Это ваша третья по счету «Травиата», и вы всякий раз стараетесь найти новую интерпретацию произведения?
Да, но дело в том, что изначально есть рассказы, которые подлежат переносу во времени, и те, которые не подлежат. Все зависит от произведения.
Режиссеру надо найти и сочинить свою интерпретацию, но так, чтобы не уродовать историю, не идти против либретто и музыки, и при этом найти для себя ее яркое проявление. Я считаю, что в наши дни опера как вид перформативного искусства, а не только музыкального, должна жить духом современного театра. А режиссерская манера может быть очень разной. Я лично всегда стараюсь, если это необходимо, найти самое подходящее время, период, в который можно перенести действие, чтобы как можно ярче и выразительнее рассказать историю взаимоотношений героев.
Скажем, действие «Дон Жуана» Моцарта я переносил на круизный лайнер. Я должен был найти среду, чтобы объяснить современным зрителям, почему люди три часа находятся на сцене, почему Дон Жуан все время старается избежать определенных женщин, но они постоянно крутятся вокруг него, и какие обстоятельства не позволяют ему убежать. А круизный лайнер, который находится в море, все прекрасно объясняет. Корабль также является моделью общества, на нем представлены все слои, от пассажиров нижней палубы до люкс-кают.
Действие «Кармен» переносил на Кубу времен Кастро. Здесь все легко совпало: страна, в которой нет сытости и есть испанский дух, табачная фабрика, контрабандисты, которые скрываются в горах. И дух свободы не только Кармен как женщины, но и общества.
Если ты как режиссер убежден в своей идее и можешь убедить в ней исполнителей, причем не насилием, а уговорить, очаровать так, чтобы они тебе верили, тогда верить будет и зритель. Если исполнители не принимают твою концепцию и им чуждо то, что они делают, они не смогут создать убедительные образы. А это важно.
Что современную эмансипированную зрительницу может заинтересовать в истории Виолетты Валери?
Взаимоотношения мужчины и женщины. Это всегда волнует людей, поэтому и существует кинематограф, литература и театр.
В «Травиате» дана понятная, узнаваемая и эмоционально насыщенная ситуация, которую можно встретить в любом обществе в разные исторические периоды. Это не только типичная ситуация XIX века, но и наших дней. Это конфликт между настоящим чувством и социальными нормами. И если герои и взаимоотношения на сцене будут убедительны, если удастся создать яркие образы и зритель сможет поверить ревности, боли, всем тем эмоциональным категориям, которые мы встречаем в жизни, сопереживать им и получить катарсис, тогда мы достигнем своей цели. Это то, для чего существует театр и опера. Не только для развлечения и познания новой информации, а еще чтобы насладиться и пережить эмоционально сыгранную музыку, которая действует сильнее, чем сказанное слово.
Хотелось бы узнать ваше мнение о «режиссерской опере» в принципе. Это способ режиссера приблизить оперное произведение к зрителю, сделать его понятнее, стремление выразить себя, свою личность в искусстве или попытка реанимировать жанр?
Думаю, все вместе. Иногда бывает и просто самовыражение режиссера или стремление привлечь зрителя. Все зависит от того, что за произведение ставится. Каждый период развития оперы дает режиссерам разные возможности. Например, опера барокко (не самый популярный период), где много фантазии, сказок, легенд, позволяет режиссерам очень свободно интерпретировать произведения, осовременивать их. Также много возможностей дает музыка XX века. Думаю, что именно эти два периода, несмотря на различия в стилистике и темах, дают режиссерам больше всего свободы в интерпретации.
В плане оперной режиссуры очень интересны театры Германии, их там около 90, поэтому существует большая конкуренция. Директора театров очень смело доверяют иногда молодым и очень радикальным режиссерам ставить оперные спектакли. Но важно то, что их постановки, даже если они и очень радикальные и провокативные по форме, всегда основаны на хорошем знании музыки, литературы, философии. В Германии соблюдено уважение к музыкальному жанру.
А что в оперном спектакле важно лично для вас?
Как зрителю мне всегда важно не стать наблюдателем, который просто восхищается яркой визуальной формой. Важно поверить концепции режиссера и ее визуальному воплощению, сопереживать, получить катарсис от музыки.
Как режиссер или директор оперы (Андрейс Жагарс с 1996 по 2013 гг. являлся директором Латвийской национальной оперы – прим. «Культпросвет») ты всегда получаешь что-то, даже если спектакль тебя не цепляет. Если ты смотришь редко исполняемое произведение, например, Богуслава Мартину, Альбана Берга или Эриха Корнгольда, то просто рад, что можешь видеть оперы, которые нечасто ставятся, и слушать музыку, которую, возможно, до этого слушал только в записи. Довольно часто бывает, что ты до конца не веришь, не сопереживаешь, не можешь идентифицировать себя с персонажами, тогда интересно анализировать режиссерские приемы. Но все же самый чудесный момент, когда ты забываешь все законы и просто погружаешься в магический мир театра. Я очень благодарный зритель.
Оперный мир огромен и разнообразен, так почему театры так упорно обращаются к одним и тем же произведениям? В нашем Оперном «Травиата» ставится уже в шестой раз.
Извините и не обижайтесь, но это у вас. Все зависит от того, какая страна, сколько в ней театров. У вас он один. Это зависит от руководства театра, его художественной политики, а также от публики – театры все же должны привлекать ее. Германия, которую я уже упоминал, при своем огромном количестве театров ставит самых разных композиторов. Это и Дьердь Лигети с Леошем Яначеком, и Дмитрий Шостакович, Сергей Прокофьев, Игорь Стравинский, которые даже в русскоговорящих странах ставятся не так часто.
Если же в стране один театр и публика консервативная, то репертуар будет консервативным. Мы в Риге, правда, пытались охватить весь спектр оперного мира. У нас шло «Кольцо Нибелунга» Вагнера, оперы Яначека, Прокофьева и Шостаковича. Мы считали, что так как театр единственный в стране, то, независимо от вкусов и желаний публики, мы должны все-таки представить очень разную музыку и не избегать какого-то периода, не ставить только популярные оперы. А в Германии, Франции и других странах, где много оперных театров, они могут как-то выстраивать свою репертуарную политику, ориентируясь, например, на определенный период, который, возможно, близок и интересен дирижеру или директору.
Существует мнение, что опера – это элитарный и сложный жанр, который доступен для понимания немногим, а оперная публика – состоявшиеся люди с определенным жизненным багажом и положением. Вы согласны с этим?
Все зависит от страны и культуры. В некоторых странах зритель более пожилой и зрелый. В Германии это люди разных возрастов, так как цена билетов демократичная. В Венской опере, Covent Garden или La Scala билеты дорогие, но даже такие театры находят возможность привлечь молодую публику. Хорошей традицией во многих ведущих театрах мира сейчас является практика проведения генеральных репетиций, pre-premiere, на которые молодые люди 25-30 лет (есть разные возрастные цензы) могут купить дешевые билеты до 10 евро. Так театры дают возможность молодежи, которая не может позволить себе приобрести дорогие билеты, посетить спектакль и воспитывают новое поколение зрителей. Ведь это будущие young professionals, которые скоро закончат университет и станут потенциальной публикой.
Нужен ли зрителю консервативный репертуар из 10-15 наиболее популярных оперных названий или что-то более актуальное и разнообразное?
Все зависит от интеллекта человека. Но театр в любом случае должен рефлектировать и жить теми проблемами и болью, которыми живет современный зритель и общество, следить за тем, как мы создаем свой интерьер, какое искусство любим, что нас восхищает. Я не считаю, что театр или опера должны жить как музей, только сохранять историческое наследие. Театр должен дышать духом нашего времени, независимо от того, какое произведением мы ставим. Важно, чтобы это было убедительно, воздействовало на современного зрителя.
Если книга не отвечает стандартам современной литературы, ее просто никто не покупает или она не получает приз. Также и музыка. Если мы говорим об академической музыке и опере, то она должна получить признание профессионалов. Есть критики, конкурсы, призы, фестивали, которые определяют актуальные направления, ведущие, передовые театры, живые постановки, которые дышат и рефлексируют над происходящими в мире процессами. И живые они потому, что в них отражаются реалии современности, независимо от того, произведение какого века поставлено.
А кого из оперных композиторов вы назвали бы классиком XX века или современным классиком?
Я могу назвать только то, что больше всего действует на меня. В первую очередь из классиков хочу упомянуть Шостаковича и Прокофьева. Я ставил «Леди Макбет Мценского уезда» и «Дуэнью» («Обручение в монастыре»), и это был очень интересный период познания двух гениальных композиторов. Мне нравится Яначек. Из совсем современных и иногда провокативных композиторов, которые пишут оперы, – американец Джон Адамс и англичанин Томас Адес. Мне близок их стиль. Они отражают конкретные истории и героев наших дней. Кроме трагизма, что в принципе всегда присутствует в опере, у них много иронии, комических ситуаций. Это яркий иронический взгляд на современную жизнь, людей и характеры.
Нужна ли специальная подготовка зрителю, чтобы воспринимать и понимать такую оперу?
Сейчас есть большое количество возможностей следить за актуальной оперной жизнью и музыкой. Есть каналы Mezzo и ARTE, есть The Opera Platform, где отражены все новые постановки, которые какое-то время, месяц или два, доступны зрителю. Есть прямые трансляции из ведущих оперных театров мира. У вас в городе они также проходят. Это все делает оперу более доступной и привлекательной. Эти двери открыты и доступны по финансам. Можно заниматься самообразованием и наслаждаться жанром.
Какого зрителя вы бы хотели видеть в зале на своей «Травиате»?
Я бы хотел видеть на спектакле зрителя, которого встречал в Минске, когда приезжал сюда. Находясь в ваших кафе, на улицах я видел молодежь, которая не отличается от живой образованной молодежи других столиц Европы. Меня поразил ваш район, где очень много стрит-арта (ул. Октябрьская – прим. «Культпросвет»), все эти заводы с прекрасными граффити и та публика, которая создавала их и там находилась. Очень надеюсь, что спектакль привлечет именно этих молодых и образованных людей, новое поколение зрителей, тех людей, которые в вашем городе идут на постановки Прельжокажа и Марталера.
А консервативная публика, как думаете, примет ваш спектакль?
Я стараюсь не думать об этом и ставить спектакли, не ориентируясь на консервативную или неконсервативную публику. Если консервативный человек образован, тогда его трудно обидеть. Его можно удивить или убедить. А если человек не очень образованный, с провинциальным вкусом, ограниченный в своих взглядах, интересах и мировоззрении, если у него бедная природа чувств, то ему сложно будет смотреть не только мой спектакль, но и любой спектакль в принципе. Очень важно, чтобы человек был с открытой природой чувств, интеллектом, знанием музыки и любовью к ней.