Вы называете Каму Гинкаса своим учителем, хотя таковым он на самом деле не является, ведь первое образование вы получили в Дальневосточном институте искусств …
Ну, режиссуре, по-моему, учатся всю жизнь. Существует утверждение, что учителя каждый выбирает себе сам. Учитель же, напротив, не может назвать кого-то своим учеником, это подтверждает лишь время. Конечно, Кама Миронович может откреститься от меня и сказать, что не имеет к моему образованию никакого отношения, но, надеюсь, что он этого не сделает. (Смеется.) Я действительно бесконечно учился у Камы Мироновича и Генриетты Наумовны (Генриетта Наумовна Яновская, главный режиссер Московского ТЮЗа – прим. Культпросвет), во-первых, потому что вся моя глобальная профессиональная практика начала складываться в Московском ТЮЗе, в общении с этими двумя удивительными художниками. А во-вторых, я стал серьезно задумываться и размышлять о режиссуре, будучи включенным в работу этих неравнодушных и чрезвычайно неспокойных ко всему происходящему в этом мире творцов. Для меня стало великим счастьем ассистировать Каме Мироновичу и быть вторым педагогом на единственном режиссерском курсе в школе-студии МХАТ. Всегда называл себя «десятым учеником», а не педагогом.
Разве имеет значение, когда получено образование? Главное — получать его, я и сейчас продолжаю учиться, наблюдая за работой своих учителей, творчеством других старших коллег, своих друзей драматургов и артистов. К тому же, сегодня появились интересные молодые режиссеры, теперь учусь и у них.
Эта профессия требует бесконечной включенности в реальную практическую жизнь, бесконечного образования. Мне кажется, что все только начинается и самое интересное и невероятное впереди. И в Москву я приехал, чтобы учиться. Вообще очень люблю перемещения в пространстве, люблю этот несовершенный мир, страну нашу, потому что она громадная, несуразная, столько разных людей и судеб – это и есть мои прибытки. Только общаясь с людьми, с новыми «человеческими территориями», начинаю понимать что-то и про самого себя.
Насколько значителен для вас период жизни, который вы прожили, работая в камчатском театре?
Неважных периодов в моей жизни не было, всегда и везде происходили какие-то удивительные события. Этап, связанный с работой в этом театре, – тоже важная страница моей большой жизни. Вообще, единственный бессмысленный возраст был в 15-16 лет. Это был период моего активного взросления, мужского созревания что ли. Это был, конечно, ужас. Стараюсь реже об этом вспоминать, перелистывать эту страницу. (Смеется.)
По большому счету, я никогда и никуда не убегал. Уезжал же только потому, что почему-то верил, что где-то на краю земли живут особенные ученые мужи в толстых вязаных свитерах, в больших роговых очках, пьют водку из жестяных кружек и знают настоящую правду. Мечтал, что приеду к ним и там пойму что-то главное. Какие только испытания себе не устраивал, пытаясь выхватить преследующий меня идеальный образ человека. А когда попал на «прекрасный край земли», стало понятно лишь одно — от себя не убежишь: бери и разбирайся сам. Никакой дядька в вязаном свитере тебя не спасет и истину тебе не откроет. Ну, и что главное в жизни – вкалывать и не ныть.(Смеется.)
Хотелось бы поговорить о преподавании. Вы много работаете в этом направлении: в 2012 году вы набрали актерский курс в Школе-студии МХАТ, руководите режиссерской магистратурой школы-студии в ЦИМе. Для чего вам это нужно? Что это дает?
Не знаю, быть может, это просто тщеславие, эгоизм. Понятно одно — все эти ответственности и заботы незаметно для меня стали образом жизни. Бесконечное общение с коллегами делает мою жизнь насыщенной и спасает от безумия, которое творится вокруг. Хотя, разумеется, проще от этого не становится, только труднее. Время очень спрессовано, оно ускользает, и я постоянно думаю о том, как его наверстать, чтобы не погибнуть в собственном беззнании и толстокожести при таком большом количестве информации и происходящих событиях.
Для меня театральное искусство – это искусство собственно о времени и человеке, существующем исключительно в этом времени: здесь и сейчас. А значит – всегда необходимо твое личное ПРИСУТСТВИЕ. Это и есть, по-моему, самое сложное и в жизни, и в профессии. ПРИСУТСТВИЕ. Вот, собственно, общение с младшим поколением, будущими актерами и режиссерами помогает мне это время ощущать в полной мере. Каждый набор студентов Школы-студии – это новые «человеки», представители уже другого поколения. Те, кто в этом году поступил в мастерскую, невероятно отличаются от поступавших 4 года назад. И я понимаю, что без нашей тесной коммуникации будет невозможно их услышать и понять.
Почему? Они другие?
Другие, конечно! Более свободные, более осведомленные, они легко добывают информацию и легко ею оперируют. Но ведь в какой-то степени именно игровой театр требует легкости и безответственности. С годами человек тяжелеет, обрастает собственным опытом и представлениями об этом мире, которые превращаются в привычные и уже не работающие модели. Следовательно, обновление просто необходимо, новое поколение дает новую энергию и силу: непосредственность, легкость, обаяние и т.д. Главное, чтобы не прерывалась связь поколений, так называемое накопление знания и обновление одновременно, традиция и новация…
Что важно для вас, когда вы отбираете студентов на свой курс?
Обаяние и энергия человека, целеустремленность, заразительность, с которой он общается с миром. Мечтающего, увлеченного человека чувствую сразу. Неспокойствие, любознательность – те качества, которые говорят о потребности человека меняться. А это одно из самых важных актерских качеств.
Вы сохранили команду студентов, которые закончили обучение в Школе-студии МХАТ в этом году, и создали свой театральный проект. Чем это обусловлено? Желанием построить свой театр? Или это произошло случайно?
Конечно, случайным это не назовешь. Но вот что значит свой театр — это вопрос. Театр ведь присвоить невозможно, это нелепость. Как-то всё сложилось неожиданно для всех нас. Года полтора назад, во время гастролей в Париже с показами наших первых уже собранных спектаклей для профессиональной публики появилось это небывалое ранее ощущение какой-то общности, творческого и человеческого единства. И только потом родилась идея театра-проекта «ИЮЛЬАНСАМБЛЬ».
Что же касается слова проект, то, во-первых, это означает срочность затеи (три года), а во-вторых, такая практика может позволить театральной компании существовать по иным законам, более практичным, что ли, и реалистичным для данного контекста. По-моему, так важно продолжить тот диалог, который родился в процессе нашего общего взросления и постижения профессии и сути театра. Те крупицы смыслов, тонны человеческого труда и, главное, терпения не должны быть потеряны и разбросаны по разным краям света. Они способны прорастать дальше, уже не просто притираясь друг к другу, а развивая накопленный опыт в создании своего языка и способа общения со своим уже зрителем. Такое случается не часто. Это скорее исключение. Искать свой путь, искать и строить свой «театр».
Не устаю повторять, что школа и театр Станиславского умерли вместе с ним. Однако он оставил нам бездонное богатейшее наследие, которое можно бесконечно использовать для поиска «живого» завещанного им ТЕАТРА. Константин Сергеевич – фантастическая личность, художник беспрестанного поиска, идеалист, мечтатель, вдохновитель, провокатор. Задавая вопросы себе, он задавал их и нам – будущим искателям живого. И в этом неисчерпаемый смысл его наследия. Его основополагающая «Этика» очертила и подробнейшим образом прописала все конвенции и регламенты творческого пути. И нет ничего случайного в том, что эти принципы применимы и к жизни человека в обществе. Ведь театр – это модель мира, а не какой-то кукольный дом, в котором мы можем проживать вместе с авторами большое количество предложенных историй, судеб, характеров, пытаясь ответить на один единственный вопрос: как выжить человеку в этом проклятом мире? И, конечно же, я понимаю, что все это — только бесконечная репетиция.
В наших силах строить свою жизнь по законам произведения искусства. Интересно, какой она будет в результате. Театр дает уникальную возможность бесконечно «проигрывать свою жизнь», каждый раз заново переписывая ее вместе с Достоевским, Гоголем, Мольером, Толстым, погружаясь в миры, иллюзии или заблуждения великих художников. И каждый новый проект — все начинаешь с начала! Однако не один предыдущий опыт не пропадает.
Находясь в Беларуси, вспоминаю фразу Алексеевич о том, что сегодня необходимо «сторожить в себе человека». Хрупкая субстанция ЧЕЛОВЕК разрушается на самом деле очень легко… Театр – это то место, где невозможно спрятаться, здесь востребовано одно — твоя искренность. А начнешь что-то из себя изображать, рано или поздно все поймут — король голый. (Смеется.)
В чем вы видите свою задачу как художественный руководитель ЦИМа? Когда Центром руководил Фокин, это была одна история, с вашим приходом ситуация изменилась?
Уверен, что мы продолжаем задуманное Валерием Фокиным, основателем центра. ЦИМ остается местом стартапов для той молодой режиссуры, которая не вписывается в привычные рамки уже освоенной территории театра. Для меня сегодня ЦИМ – это научно-исследовательский центр, так называемый институт театра. Мы занимаемся не только художниками, но и зрителями, выстраиваем с ними творческую коммуникацию. Для них открыты кружки, где можно пройти курс театральной критики, драматургии, сторителлинга, сценического движения и т.д. Причем туда ходят состоявшиеся люди: юристы, маркетологи, врачи, и например, пишут пьесы, которые потом ставят профессиональные режиссеры с профессиональными актерами и представляют на выпускном вечере.
Конечно же, ЦИМ сегодня – это многослойное междисциплинарное образование. Мы пытаемся не ограничиваться лишь театральным исследованием, ведь сам театр – это жизнь, и нужно собирать в нем все самое уникальное. Поэтому нам интересны, в том числе, и лекции по экономике, психологии, музыке, мультимедиа. У ЦИМа сегодня свой неповторимый зритель, мы уже узнаем друг друга, чему я очень радуюсь. Понимаю, что здесь собираются не случайные люди, они хотят от театрального общения большего и находят у нас место, где можно открыть для себя какие-то новые смыслы.
Как сегодня меняется методология обучения? Чему сейчас нужно учить артистов? Они ведь придут в совершенно другой театр …
Учить не надо, достаточно создать творческую среду. Так как театр это еще и область «человековедения», важно начать познавать себя. А изучить себя можно лишь через других – вслушиваясь, всматриваясь, сопереживая им. А сострадать и соучаствовать в жизни других людей – это уже целая наука.
Мы переживаем эпоху постдраматического театра, в которой артисту необходимо быть универсальным воином, и никаких табу кроме нравственных, быть не должно. Театр сегодня бесконечно разный, как и мир вокруг. Не получится просто сказать «буду порядочным человеком» и замереть. А завтра, возможно, тебе предстоит выбирать между Войной и Миром. Мы играем в бесконечные игры, игры из жизни. Все, что предлагает драматургия, – это модели жизни. Артист же – профессиональный игрок, который каждый раз по-настоящему участвует в новой «незнакомой игре».
У каждого есть представление об идеальном театре. Сегодняшний театр ускользает, изворачивается, и важно не разменяться на услугу и подражание. Ведь театр — это не только поиск, но и зона ответственности, и если ты вступаешь в это «особенное магическое пространство», что ж — действуй!
