Сцена демонстрирует зрителю прекрасную картинку, где нет места несовершенствам жизни и проблемам повседневности, скрывая суровую изнанку блестящего и притягательного театрального мира. Стоит ли повторять прописную истину о том, что театр для тех, кто находится по ту сторону рампы, далеко не такой праздник жизни, каким он многим представляется, а аплодисменты и цветы — не привычный атрибут профессии, а желанный результат изматывающего труда?
Дмитрий Якубович работал как актер и хореограф-постановщик в Белорусском государственном академическом музыкальном театре, занимал должность главного балетмейстера этого театра. Проходил стажировку в Broadway Dance Center (Нью-Йорк), работал как приглашенный артист в Свердловском государственном академическом театре музыкальной комедии, выступал в антрепризных музыкальных постановках, является хореографом-постановщиком ряда музыкальных и драматических спектаклей на различных сценах Беларуси, России, Литвы.
Расписание обычного рабочего дня у Дмитрия оказывается очень плотным и позволяет нам посмотреть на него во всех ролях, от директора, решающего административные вопросы, до рабочего сцены, монтирующего декорации к вечернему спектаклю. А заодно поговорить о творчестве, жизни и работе вне системы государственных театров.
С самого утра наш герой направляется к билетным операторам, затем решает текущие дела в офисе театра, успевая выпить с нами по чашечке кофе. В обед его ждет танцевальная репетиция, а затем — монтаж декораций к спектаклю и вечерний выход на сцену.
Роль первая: Администратор
Дмитрия мы встречаем возле дома около девяти утра, чтобы узнать, как начинается день творческого человека, и вместе отправиться по административным делам, которые наш герой решает не без особого артистизма.
Тяжело ли вставать по утрам?
Когда я служил в Музыкальном театре (Белорусский государственный академический музыкальный театр — «Культпросвет»), было тяжело, потому что приходилось совмещать работу в «Территории мюзикла» и в театре. Сейчас, когда я занимаюсь только своей компанией, мне стало проще, несмотря на то, что поздно ложусь спать. Спектакль завершается около десяти часов. Пока демонтируешь декорации — уже одиннадцать. Пока доедешь домой — двенадцать. И так далее. А бывает, что мы приезжаем с гастролей глубокой ночью, а утром уже надо заниматься организационными вопросами, ездить по городу.
Что вас привело к мысли организовать свой театр?
Я и моя жена (Анастасия Гриненко, режиссер — «Культпросвет») работали в Музыкальном театре. И в какой-то момент нам стало казаться, что мы стоим в тупике, что начался регресс и надо что-то делать.
Не страшно было начинать?
Страшно. Каждый день, каждый год нам приходится сталкиваться с чем-то новым, и это не предел. Думаю, чем дальше, тем больше будет вопросов, которые нам придется решать.
Мы не хотим, чтобы в нас видели коммерческую организацию, для которой основная задача — извлечение прибыли. Мы хотим, чтобы на нас смотрели как на учреждение культуры, которое знакомит людей с новой музыкой, с новой эстетикой. У нас есть свой взгляд на то, каким должен быть музыкальный театр: искренним, легким, интересным.
Вы чувствуете ответственность за людей рядом с вами?
Да. И за актеров, и за работников, и за дело, которое мы делаем, за спектакли и их качество. За все. Ведь основной груз ответственности за театр лежит на мне. Режиссер, конечно, помогает в творческом плане, иногда — в организационном. Но я хорошо помню то время, когда все это начинал. Я начинал один. Сам. И свои же люди говорили, что не стоит этого делать.
Был ли у вас раньше опыт административной работы?
Опыта не было. Как говорит наш художник Андрей Меренков, мы ищем упоение в бою. Человек в принципе всю жизнь стоит перед выбором: делать или не делать, поступать так или иначе. Поэтому даже если мы чего-то не делали, но это кажется нам интересным, мы будем этим заниматься. Главное — ввязаться в драку, а разобраться можно уже и потом. (Улыбается).
Какая часть работы у вас самая нелюбимая? От чего бы вы отказались?
Даже не знаю. В нашей работе все нацелено на результат, и я привык к тому, что работаю ежедневно. Есть разница, работает человек на себя или в госструктуре. У человека, который работает в госструктуре, возможно, и могут появиться какие-то нелюбимые занятия, но у меня такого нет. Я уже привык встречаться, договариваться с людьми, к бумажной работе. Все это раньше меня пугало, а сейчас нет.
Личное обаяние помогает договариваться?
Да, помогает. Правда, очень много времени ушло на то, чтобы понять, что все люди разные, что надо пристраиваться к ним. Мало того что я играю как актер на сцене, оказалось, что надо и в жизни иногда сыграть.
В антракте
Между визитами к билетным операторам и репетицией у нас находится время для обеда и чашечки кофе в офисе, когда можно поговорить не только о делах.
В течение дня в вашем плотном графике находится время для отдыха?
Только если стихийные «форточки». Мы все делаем практически на ходу, потому что время у нас решает многое. За рабочий день часто необходимо решить множество вопросов.
Что может вам поднять или испортить настроение в течение дня?
Оно портится, когда дела идут неудачно. Но тогда приходится действовать по рецепту барона Мюнхгаузена и самому себе его поднимать. Надо себя настраивать. Если нарисовать себе оптимистичное будущее, оно придет. Чего человек желает, то и получит, хотя для этого, конечно, необходимо предпринимать какие-то действия.
Что вас раздражает в жизни, людях, работе?
Непрофессиональный подход к делу, причем осознанно непрофессиональный. Когда человек чего-то не понимает или не знает — это одно, а когда он осознанно допускает небрежность — другое. Пассивное отношение к работе тоже можно назвать непрофессионализмом. Я могу работать с человеком, который меня не любит или которого не люблю я, но нас должен объединять интерес к делу. У человека должно быть любопытство к жизни и профессии.
Можете себя обозначить отдельно как профессионала, руководителя «Территории мюзикла», и как личность? Существуете ли вы вне своего творчества?
На данный момент этого не получается, хоть я к этому и стремлюсь. Моя деятельность в театре не оставляет времени на личные дела. Она занимает весь день и все мысли.
Если бы не эта деятельность, то что?
У меня есть мечта заняться живописью, ведь я немного рисую. В прошлом я музыкант, классический гитарист. С удовольствием вернулся бы к инструменту, если бы у меня было время.
Что вас вдохновляет в жизни?
Меня вдохновляет и радует каждая новая постановка. Каждый новый материал, за который мы беремся. Всегда интересно, что получится. Момент, когда ты собираешь все элементы спектакля вместе, — самая интересная часть работы.
Что помогает жить?
Помогает… Мы черпаем информацию и вдохновение из книг, фильмов, общения с новыми людьми, когда они делятся опытом, неизвестным тебе до сих пор. Думаю, что это.
У всех людей возникают моменты, когда хочется все бросить. Они бывают и у меня. Но я в последнее время практикую такой подход: как только мне хочется все бросить, я начинаю более оптимистично смотреть вперед, думать и жить планами на будущее, двигаться туда. Это выводит меня из состояния ступора.
В вашей повседневной жизни больше импровизации или расчета?
Думаю, что импровизации. Раньше у меня вообще все решалось на эмоциональном уровне, но человек меняется, и сейчас, естественно, есть расчет. Иначе мы бы и не затеяли это дело со своим театром.
Ваша административная деятельность как-то изменила вас?
Кажется, я стал лояльнее. Если раньше все было для меня двухцветным, то сейчас мир стал многообразней. И он прекрасен в своем многоообразии. Я стал видеть его таким, какой он есть, и стал более сдержанным. Стал чаще идти на компромиссы — как с окружающими, так и с самим собой.
Роль вторая: Хореограф
Около двух часов мы выезжаем на хореографическую репетицию, где готовится один из номеров новой постановки театра «антигламурного мюзикла» «Голубой щенок» Г. Гладкова. Чем не повод затронуть тему искусства и узнать Якубовича-хореографа?
Есть ли у вас ориентиры в мире актеров, режиссеров, хореографов?
В детстве, еще когда я не думал заниматься театральной деятельностью, у меня был любимый актер — Андрей Миронов. Мне нравятся Олег Меньшиков, Марк Захаров, конечно же, Геннадий Гладков с его мощной энергией. В хореографии мне очень нравился в свое время Михаил Барышников и то, что ставил Алексей Ратманский. Из мировых имен — Морис Бежар.
Во время массовых хореографических сцен, в которых вы принимаете участие, хореограф-постановщик просыпается и следит за тем, правильно ли все выполняют артисты?
Каюсь, есть такое. Я поэтому и сам ошибаюсь. Как только пробую за кем-то следить, сразу начинаю делать что-нибудь неправильно.
Вы ставите хореографию в первую очередь с учетом своих возможностей или ориентируетесь больше на данные артистов?
Раньше — исходя из своих, сейчас ориентируюсь на других. Это со временем приходит. Когда специалист молодой, он хочет поставить все и сразу. Потом он успокаивается и присматривается к людям, понимает, что надо идти от них.
Что вам интересно как хореографу?
Интересно наблюдать за тем, как соединяется материал, актер и пластика. Если они совпадают, то получается очень сильный образ. А если находятся в дисбалансе — надо искать новую пластику, новые пути. Актеру должно быть настолько удобно, будто это он сам для себя сделал, чтобы не преодолевать какие-то барьеры. Он должен быть естественен в материале.
Хотелось бы вам поставить пластический спектакль?
Да. Но здесь я вынужден исходить из экономических соображений. Это не совсем прибыльное дело. Если бы я ставил, то взял бы абсолютно абстрактную музыку, это была бы просто фантазия. Не спектакль с номерной структурой, а пластическая драма.
Роль третья: Актер
После танцевальной репетиции мы возвращаемся во Дворец профсоюзов, где параллельно с подготовкой к вечернему спектаклю, мюзиклу-оперетте «Собака на сене», Дмитрий и другие артисты театра монтируют декорации. Незадолго до того, как должен подняться занавес, мы отправляемся в гримерку, чтобы понаблюдать, как руководитель театра превращается в пламенного испанца Теодоро.
Персонаж в вас что-то привносит?
Конечно. Это издержки профессии. Репетиционный период, когда ты подбираешься к своему персонажу, его личным качествам, примеряешь его на себя, не исчезает бесследно. Персонаж срастается с тобой. И в принципе, этот опыт можно использовать в жизни.
Что для вас самое привлекательное в профессии актера?
Она приподнимает меня надо всем. Особенно в момент выхода на сцену, когда начинает работать «подушка», когда я становлюсь легче даже по физическим ощущениям. И я уже не иду, а лечу. Это такой маленький кусочек счастья. Ощущение, которое дает возможность идти на контакт с залом, обмениваться с ним энергией.
Вам не сложно переключаться с административной рутины на спектакль?
Настройка на спектакль для меня — всегда проблема. Все время возникают параллельные вопросы, не имеющие отношения к творчеству, которые приходится решать практически на месте. Это очень сильно сбивает, потому что перед спектаклем желательно побыть одному. Пока я пытаюсь совмещать все направления своей деятельности, но это не потому что мне хочется, а потому что в этом есть необходимость.
Как настроить себя на спектакль?
Самый лучший способ — остаться одному. Можно просто посидеть, потренироваться, подумать, собраться с мыслями. Мне теперь это сложнее, поэтому, наверное, пора отходить от актерства.
После спектакля выходить из образа тоже непросто. Еще несколько часов идет процесс торможения, но у нас есть только час, чтобы демонтировать декорации. В это время приходишь в себя. А потом едешь домой.
Спектакль — это большой стресс для организма. Если он прошел хорошо и актер получил удовлетворение от собственной работы, то он находится словно под кайфом, восстанавливается быстрее, веселее, приятнее. А если спектакль был тяжелый — процесс восстановления усложняется.
Вы боитесь перед спектаклем?
Конечно! Волнуюсь. Но не в привычном понимании, а как конь перед скачками. Мол, сейчас меня выпустят из стойла, и я побегу. (Улыбается).
Вы сейчас совмещаете очень много ролей. А по ощущениям, кого в вас больше?
Я четко понимаю, что мне со временем придется отказаться от актерства и заниматься только административной работой. Это два разных вида деятельности, которые сложно совмещать. Может, я внутренне к этому и не готов, но это необходимость. Ведь я все это затеял с «Территорией мюзикла», поэтому я должен за это отвечать и продвигать театр. Но даже если мне придется перейти исключительно на административную деятельность, я все равно буду иметь потребность выходить на площадку.
