В четвертый день Молодежного театрального форума Киевский академический Молодой театр показал зрителям, как можно любить людей в своей интерпретации пьесы Дмитрия Богославского. Беларусь на форуме не опростоволосилась, выдвинув постановку Игоря Казакова «Гамлет». Наша журналистка Екатерина Ерёмина побывала на двух спектаклях и ничего не упустила из виду!
Поселковая Кармен
Такой концентрации любви, как за последний месяц, мы уже давно не видели. Спектакль Станислава Жиркова «Любовь людей» — уже третья постановка пьесы Дмитрия Богославского, которую с конца октября могли посмотреть белорусы. Если вспомнить тоскливую зеленую стену, размеренное, тянущееся как бесконечная зима действие в спектакле «Маяковки», катание на велосипеде и лихие танцы под хиты 1970-х на фоне дощатого забора почти во всю высоту сцены в постановке Александра Гарцуева, то можно представить, какой эффект на публику, буквально штурмовавшую зал РТБД, оказал украинский триллер. Кстати, тоже на фоне дощатой стены.
Основное впечатление от киевского варианта «Любви» — удивление. Оказывается, Богославского можно ставить и так. В пьесе, конечно, не все сплошь беспросветная серость и зима, в ней есть место и улыбке, и весне. Но откровенно комедийная подача персонажей и гротеск в спектакле Молодого театра оказались неожиданными. Сергея буквально трясет от одного ощущения присутствия Люськи, но в этой «любовной лихорадке» чувствуется что-то от одержимости. Забавный, пропеваемый на разные мотивчики Лидией Федоровной монолог об оладушках и тракторе отдает естественными изменениями в психике пожилой женщины, а неподвижные лица, с которыми Машка и Настя поют попсовые песенки 20-летней давности, скрывают беспросветность жизни в провинции, пустоту и тоску по любви. И из этого временами рождается ощущение глубины, которая есть в самой пьесе, и которую иногда довольно сложно рассмотреть в спектакле из-за щедрости режиссерской фантазии, предлагающей зрителям калейдоскоп различных по манере и качеству сцен. Сначала возле магазина Чубасов и Иван пьют вполне реальное пиво, а «застолье» Сергея с Ваней уже решено с изрядной долей условности. «Обжимания» Чубаса и Машки в дверном проеме не имеют ничего общего со сплетающимися в окошке руками Сергея и Люси. Последнее, конечно, можно объяснить тем, что любовь у людей разная. Хотя всем одинаково хочется быть счастливыми «как в телевизоре», даром что он сломан и не показывает ничего, кроме «снега».
Среди смеси быта и гротеска в спектакле обращают на себя внимание сцены, полностью лишенные намека на натурализм, где Люся разговаривает с убитым мужем, совсем не похожим на опустившегося сельского пьяницу. Стоя в одинаковых костюмах возле микрофонов и поочередно произнося свои реплики, эти двое, в самом деле, существуют в своей параллельной реальности, где, безусловно, была и есть любовь. Из трех постановок пьесы Богославского, показанных в Беларуси, киевская — единственная, в которой отчетливо понимаешь: Люся любила мужа и продолжает любить. А еще в спектакле Станислава Жиркова удивительным образом возникает тема Кармен. В финале первого действия не заметить параллели между солдатом Хозе и милиционером Сергеем сложно. Ведь последний тоже не просто отпускает свою Кармен, а сходится с ней. И конец у обеих историй схожий. Да и Люська Ирины Ткаченко — настоящая роковая женщина, только вместо розы в волосах на ней красная юбка. Мотив рока, преследующего или связавшего троих — Колю, Люсю и Сергея, — лежащего печатью на их отношениях, ярко выражен в первой и финальной сценах спектакля. В начале пожатием руки Коля «заражает» Сергея безумной энергией саморазрушения, передавая ему эстафету смерти, чтобы в конце концов укрыть его, лежащего рядом с убитой Люсей, белым саваном сводящего с ума снега и прилечь рядом. И если в пьесе все-таки наступает весна и живая Люся, кажется, примиряется с собой и своей любовью, то в спектакле Молодого театра мы имеем три полноценных трупа и одну бесконечную зиму.
Такой вот получается триллер. Мистический, яркий, местами смешной. Удерживающий внимание. Вот только о чем? О любви, о людях или о чем-то другом? На этот вопрос ответа пока не нашлось. Поэтому остается только радоваться полученным эмоциям, актерским работам и тому, что первый снег, выпавший в Минске как раз в воскресенье, успел к концу спектакля растаять. Значит, зима пока откладывается.
Блюдо дня — «трагифарш»
Около двух десятков кукол,
восемь лопат,
семь актеров,
два трупа и
плюс бесконечность удовольствия для ума и сердца.
Такой бездушной цифирью можно охарактеризовать спектакль Могилевского областного театра кукол «Гамлет».
В «трагифарше», который вместе с актерами «накрутили» режиссер Игорь Казаков, художник Александр Вахрамеев и композитор Егор Забелов, хватает соли, перца и других приправ, превращающих рестоматийное произведение в современный спектакль, где изобретательность формы отнюдь не маскирует отсутствие содержания, близкого и понятного молодежи и вообще любому зрителю, пришедшему в театр не за иллюстрацией к классическому тексту.
В шекспировской трагедии, которую современник не в силах воспринимать серьезно, режиссер находит буквальные смыслы и с выдумкой и удовольствием открывает их зрителю. Уж если брак Гертруды и Клавдия — грех и бешенство плоти, то надо показать и плоть, и любовные утехи «стариков». Если Гамлет-старший для сына — собрание всех добродетелей и достоинств, то его надо превратить в памятник на пьедестале. И конечно, снять все неясности по поводу «было или нет» у Гамлета и Офелии.
В таком подходе не чувствуется простого желания спуститься к зрителю или удивить его. В достаточно обширном арсенале выразительных средств нет обычной ориентации на удержание внимания аудитории. Две кукольные ипостаси короля и королевы представляют их «официальные» и человеческие роли. Небольшие планшетные куклы в коронах, напоминающие статуи, разительно отличаются от мешковатых тел, одно из которых от души лупит и швыряет Гамлет, в то время как «живая» Гертруда страдает от сыновьих слов в сторонке.
Куклы, маски, костюмы, актеры — их сочетания и смыслы, создаваемые ими, настолько обильны, что текст Шекспира, не полинявший при этом ни перышком, в спектакле Могилевского театра скромно уходит на второй план.
Слова в «Гамлете» почти теряют свое значение: текст подчеркнуто произносится скороговоркой, теряется в истеричных выкриках, заглушается музыкой. Слова ничего не значат, какими бы пафосными ни были сложенные из них фразы, и становятся здесь просто фасадом, прикрывающим эмоции или отсутствие действий.
Гамлет Юрия Дивакова, примеряющий на себя костюм супергероя и стремящийся установить справедливость в мире, став орудием возмездия в отдельно взятом Эльсиноре, больше говорит и принимает эффектные позы, чем действует. Не зря одна из его последних фраз — «Готовность — это все».
Гамлет в самом деле готов перемолоть бензопилой в фарш весь королевский двор, но его готовность — человека одинокого, инфантильного, прижимающего к себе собственную куклу — далека от действий. Решить для себя быть или не быть он все-таки не может. Поэтому за эффектным псевдофиналом со взлетающими к небу частями кукольных тел следует финал настоящий. Оставив красные трусы супергероя и принарядившись в трагические черные цвета, Гамлет просто оступается, падая в могилу под ритмичный звук заступов, копающих еще сотню могил для сотни новых Гамлетов, которые обязательно в них попадут.
