27 и 28 апреля в Купаловском театре выходит спектакль «Толерантность» по пьесе Ясмины Реза «Бог резни». Незадолго до премьеры «Культпросвет» заглянул на репетицию спектакля, чтобы поговорить с режиссером Николаем Пинигиным о будущей постановке.
В самом начале пьесы есть примечание: «Никакого реализма. Никаких излишеств». Приняли ли вы это во внимание во время работы?
Эта пьеса довольно камерная, и если сцена маленькая, то достаточно стола и четырех человек, которые за ним сидят. У нас сцена большая — ее нужно чем-то заполнить. Если взять пьесы Чехова, у него обычно написано: «Слева веранда, справа дорожка в сад… Дверь на второй этаж…» Так ставил Станиславский — у него березы на сцене стояли в «Трех сестрах», так ставили в конце XIX — начале ХХ века. Сегодня такой натурализм на сцене невозможен. Поэтому я стараюсь передать суть пьесы, а не читать авторские примечания. Главное — точно передать дух автора. Мы будем использовать в том числе и экраны, на которых будет видео, будет идти выдуманный новостной канал, потому что мне нужно поддержать не частную историю, а сделать происходящее в пьесе мировым процессом, европейским во всяком случае. У нас огромное зеркало сцены, его нужно чем-то заполнить — невозможно просто поставить стол и три стула.
Репетиция спектакля «Толерантность», реж. Николай Пинигин
Как вы сформулировали идею спектакля для художественно-постановочной группы?
Начну с того, почему я поменял название с «Бога резни» на «Толерантность». Главный конфликт в пьесе идет между женщиной, которая утверждает, что нужно жить с моральными ценностями, и крутым адвокатом, который работает в Гааге и говорит: «Я верю в бога войны, он правит вечно…» А она в ответ говорит об искусстве, любви и красоте. Но в нашей ситуации, если ты назовешь спектакль «Бог резни», люди подумают, что это про войну — настолько у нас еще не ушло ощущение от предыдущей войны…
В 2006 году в Европе еще не было такой проблемы с мигрантами, как сейчас. Пьеса была написана еще до арабских революций. Я расширил ее: в конце в квартире появляются мигранты. Для меня в слове «толерантность» — и я написал об этом автору — есть ирония. Мы привыкли, что беларусы толерантны, но это немного другая история. Европейская толерантность — это когда террористы давят тебя машинами на площадях, а ты их принимаешь, принимаешь и принимаешь. Толерантность — это когда мы договорились быть толерантными, и все участвуют в этом процессе. Не может быть так, что я вас встречаю, плачу налоги и содержу, а вы меня машинами давите на улицах и кричите «Аллах Акбар!».
У Резы есть предчувствие заката Европы. Собственно, так погибла Римская империя. Когда в Римской империи процветало искусство, философия и так далее — этот период называется «почивание на лаврах», — римляне успокоились. А в это время к ним приближались готы и гунны, чтобы уничтожить и разграбить страну. Это уже было в истории. Сегодня эта опасность есть, и она касается всего мира, потому что, если Европа рухнет, она рухнет не из-за войны: европейские семьи сейчас одного ребенка еле-еле рожают, а люди из мусульманских стран рожают по 10-15 детей, никак не интегрируются в общество, строят мечети… Я не против мусульманства, я говорю о том, что происходит в связи с колоссальной террористической угрозой. Если рухнет христианская Европа, это будет катастрофа. Я не против других национальностей — я говорю именно о терроризме. Вот к чему привел мультикультурализм, толерантность. Вот об этом спектакль. Хотя сама история о том, как две пары начинают мило беседовать и совсем скоро заканчивают пьянкой, ненавистью и чуть ли не мордобоем. Посыл был такой: в человеке есть зверь и человек.
Репетиция спектакля «Толерантность», реж. Николай Пинигин
Нет ли в таком видении сложившейся ситуации назидательности по отношению к европейцам?
Нет, ни в коем случае. Это произошло на наших глазах. Я очень много бывал во Франции и вижу, как с улиц там просто исчезли европейские люди. Я про что говорю: если вы едете куда-то жить, вы должны выучить местный язык, вы должны стать частью этой страны и перенять ее культурный код.
У Льва Гумилёва есть гениальная книга «Этногенез и биосфера Земли», где он рассматривает человечество с точки зрения биологических процессов. Кто такие монголо-татары? Они в свое время из Монголии до Австрии доходили. Как можно объяснить, что сейчас это страна с небольшим населением, которая ни на что не влияет? Политикой это все не объяснить. Это биологические процессы. В этом году красные муравьи съели черных, а в следующем — наоборот. Сегодня болеют деревья, завтра они цветут. У Гумилёва есть еще одна очень интересная мысль: такие изменения в этносах происходят в связи с нарастанием пассионарности (страсти). Посмотрите на Россию: они завоевали шестую часть света — именно завоевали, подчеркиваю, — у них было много ресурсов, людей. А сегодняшняя Россия просто не в состоянии обслуживать себя на таких пространствах. Раньше была какая-то идея, шло нарастание пассионарности, а теперь этого нет. Когда-то ведь и христианство было воинствующей религией — вспомним крестовые походы. А теперь пустые церкви в Европе стоят. Пассионарности нет: есть социальные гарантии, можно не работать и получать помощь от государства, можно делать что-то, можно не делать…
Но есть, конечно, и политический контекст: европейцы разворошили чужой континент, хотели в практически феодальную конструкцию внести свою европейскую историю. Почему они транслируют более молодым нациям то, как они договорились жить? Это же не Швейцария, где по любому поводу референдум проводят и демократия существует семь столетий. Я никого не обвиняю, и я, например, просто заплачу, если Европа рухнет, потому что у нас у всех фундамент европейской культуры.
Репетиция спектакля «Толерантность», реж. Николай Пинигин
В афише указано, что «Толерантность» — это комедия. Я была на части репетиции, и то, что я видела, просто вводило меня в оцепенение — язык не поворачивается назвать это комедией. Почему вы все-таки остановились на этом определении и не использовали хотя бы слово «сатира», которое, как мне кажется, чуть больше отражает жанр пьесы?
Я не очень люблю слово «сатира», оно очень мелкое. Сам автор не обозначает жанр. Я, кстати, тоже очень не люблю обозначать жанры в серьезных пьесах — а эта пьеса очень серьезная. Потому что если говоришь «комедия», это обязательно значит «бу-га-га». Это как спросить вас, в каком жанре вы проживаете свою жизнь. Вы будете долго думать, потому что сегодня это комедия, завтра — трагедия, послезавтра — фарс, потом лирическая комедия и так далее.
Не знаю, как определить жанр этого спектакля. Но все-таки ирония, которая есть у автора по отношению к этим людям, смешна, другое дело, что, пока мы хохотали и смеялись, подошла совсем иная человеческая конструкция. Скорее, это все-таки комедия, потому что там много смешных вещей — вы видели только одну сцену.
Вообще, мне кажется, что это такой взгляд бога на эту землю: он посеял какие-то семена, потом они дерутся, кричат, кривляются, фальшивят. У серьезного автора всегда есть такой взгляд бога, он смотрит и говорит: «Что я вырастил? Неужели это от меня все?» Это и смешно, и нелепо. Назвать это трагикомедией? Возможно.
Пьесы Резы — о людях, принадлежащих к среднему классу, который у нас так и не сформировался. В связи с этим вопрос: адаптирован ли каким-то образом перевод под наши реалии?
Нет. Дело в том, что в пьесе речь идет о разных людях. Одна семья — это мужик, который продает унитазы. Его жена какие-то книжки пишет, в книжном на полставки работает. Ну какой это средний класс? Во второй семье жена не работает, а муж — крупный адвокат, он защищает фармацевтическую компанию, у которой проблемы. Да, это серьезный человек, но в пьесе все специально построено на том, что есть высший класс и какие-то люди попроще. И через эти конфликты выявляется, что люди не любят друг друга — это самое главное в пьесе: они устали друг от друга, этим мужикам не нужны их дети, они просто не знают своих детей. Если ты не воспитываешь ребенка, ты не знаешь, как он живет. А тут вдруг выясняется, что у него банда. Один другого избивает, потому что тот не берет его в банду. Мама его по музеям водит, он на фортепиано играет — а у него банда. В пьесе очень много слоев. Она про нелюбовь, про то, что люди очень много работают и занимаются чем угодно: пишут книги про Африку, заседают в Гааге, а внутри — нелюбовь. Кто-то огромные деньги зарабатывает, кто-то детей в Африке спасает, а на самом деле «мы суетимся до конца своей жизни» в той пустоте, которая нас заполняет. И потом, эта ругань двух семей, подсмотренная в замочную скважину, касается каждого человека, это все очень узнаваемо. В пьесе много смешного и да, наверное, одновременно трагичного. Потому что люди в итоге напиваются, и из них лезет начинка: агрессия, злость.
Реза очень талантливый автор, и «Толерантность» — многоуровневая история. Как и «ART» — это ведь пьеса не про то, что кто-то купил картину, а про то, что сорокалетние друзья расстаются навсегда и никогда больше не соединятся, потому что у них семьи, дети. Это пьеса о том, что у них молодость прошла.
Почему для работы над этим спектаклем в качестве сценографа вы пригласили Руслана Вашкевича?
Уже много лет подряд наш главный художник Борис Федосеевич Герлован выпускает сценографов, и среди них есть талантливые люди. Но иногда мне кажется, что нужен взгляд человека со стороны — Вашкевич ведь не театральный художник. Я устал от того, что я за художников создаю спектакли, мне хочется, чтобы художник мне тоже что-то предложил, что-то, о чем я раньше и не догадывался. С Русланом, мне кажется, это получилось.
Насколько я понимаю, похожая история и с дизайнером афиши? Катя Симонович ведь не совсем «театральный» человек?
А у нас вообще нет именно театральных художников-графиков, мы просто начинаем работать с молодыми графиками. В случае «Толерантности» нужно отдать Кате должное, потому что афиша — это ее вариант, и вариант очень правильный: сидят люди с манжетами, кольцами, а на самом деле внутри это эгоисты и звери. И, кстати, автор в ответ на афишу написала ей «Bravo!».
