– Когда вы мне сказали, что есть рубрика «Театр женщин», я подумала: да, интересно. В шекспировском, японском, китайском театрах играли одни мужчины. Позже женщина на подмостках появилась, но лишь в качестве актрисы. Постановщиком она стала только в XX веке (и это была редкость!). А вот сейчас на режиссерском отделении может быть один-два мальчика, а остальные – девушки. Скоро вы будете брать интервью на тему «Мужчина в театре».
– Почему вы поступали на режиссуру? Женщина-актриса – это ведь так романтично, красиво…
– Я сначала и хотела стать актрисой. Но, к счастью, у меня оказалось достаточно ума, чтобы понять: я не подхожу для этой профессии. У меня не очень сильный голос и невысокий рост. Конечно, в школе играла в разных спектаклях, но уже тогда с большим удовольствием помогала учительнице ставить пьесы, выступала организатором. Кстати, декорации делал мой брат. Мне нравилось заниматься театром. Я попробовала пойти в режиссуру – и все получилось.
– Какой вы были в детстве?
– Девочкой очень застенчивой. Как и всю жизнь, в принципе. Зато я много читала. А лет в 13 учитель физкультуры отвел меня в секцию баскетбола. Видимо, хотел, чтобы я немножко подросла. Странно, наверное, но я успешно занималась, в игре был какой-то актерский момент. Требовалось мысленно договариваться с партнерами, чтобы никто этого не замечал. Баскетбол не прибавил мне двадцати сантиметров, но развил реактивность, эмоциональность, целеустремленность, раскрепостил. Так что, если хотите заниматься творчеством, рекомендую игровые виды спорта.
Спектакль «Балаганчик» по А.Блоку, 1975 (режиссер Л. А. Монакова)
– Вы были режиссером областного театра в Гомеле. Какой получили опыт от этой работы?
– Была возможность ставить диплом в Минске, в ТЮЗе, но я тогда не стремилась остаться в столице. Я не минчанка, приехала из украинского Харькова. Сама позвонила в Гомель, и народный артист Беларуси Иосиф Степанович Попов меня взял. Мне, молоденькой девчонке, доверили сложную пьесу, в которой было 24 персонажа! Справляться с такой группой актеров невероятно трудно, особенно если это твоя первая постановка. Но… всегда хорошо, когда в тебя верят. Спектакль получился.
После этого мне предложили остаться в Гомеле. Это было очень удобно: у меня родился сын, а профессия отнимала много времени, так что иногда родители помогали, я отвозила ребенка к ним. Мама с папой жили в Харькове, а из Гомеля это 12 часов пути. Ночь в поезде – и ты у родителей, еще одна – опять на репетиции.
Я пять лет отдала Гомельскому театру, он стал мне родным. Поставила здесь 13 спектаклей. Через 15 лет меня пригласили вернуться главным режиссером, и я согласилась. До сих пор, работая в Академии искусств, сотрудничаю с этим театром, ставлю спектакли.
Спектакль «Раба своего возлюбленного», Гомельский драматический театр (режиссер Л. А. Монакова)
– Как вам удавалось совмещать материнство с работой?
– Честно признаюсь: мне кажется, своему сыну я многого не дала как мать. Я бы хотела уделять ему гораздо больше внимания. Но в тот период началась самая интенсивная работа. Сначала я становилась режиссером, потом педагогом. Поэтому непроизвольно забирала какое-то время у семьи. Надеюсь, сын это понимал. Сейчас уж точно понимает. Век такой, что женщины много работают. По-другому просто невозможно… Но всегда нужно находить время для детей, как бы ты ни была занята. Есть невосполнимые вещи.
Лидия Алексеевна с сыном
– Кем работает ваш сын? Он связан с театром?
– Нет, слава богу.
– Почему «слава богу»?
– Было бы неинтересно, если бы все были в театре. Он художник-оформитель. И вроде все равно получилось близко к театру.
– Как начался ваш путь в преподавании?
– С момента, когда меня потянуло заниматься искусством. Я всегда думала об актерском мастерстве, о том, как создается роль, характер. Еще в школе изучала Станиславского, читала о Мейерхольде. Даже вела дневники. Но не мечтала, что смогу преподавать в институте. Я считала, что не каждый имеет право прийти к студентам. Мне дал его выдающийся педагог и тогдашний завкафедрой Владимир Маланкин, пригласивший преподавать мастерство актера. Помог и пятилетний опыт работы в театре.
– Многие преподаватели критикуют учащихся, говорят: «Сейчас не те студенты пошли, они ничем не интересуются». А как вы их охарактеризуете?
– Не могу сказать, что раньше были хорошие студенты, а сейчас плохие. Они просто разные. Сейчас у ребят проблема такая: они мало читают до поступления. А ведь хорошая серьезная литература – это плодородная почва. Допустим, вы хотите вырастить розы, а вместо земли камни, песок, глина. Какие тут цветы? А вот если почва хорошая, то растение будет замечательное. Сейчас ребята стали более раскрепощенными. Только в ту ли сторону они раскрепощаются? Ходят вразвалочку, мол, у меня нет никаких комплексов, грубо себя ведут. В театре раскрепощенность должна быть все же иного рода.
Как и раньше, ребята стремятся к прекрасному. Вот симпатичный молодой человек поступает к нам. К старшим курсам он становится красивым. Значит, он развивается. Если внешне стал хуже, что-то с ним происходит не то. Я люблю всех своих студентов. А раз люблю, не могу сказать, что они плохие. Я не умею любить плохих.
– Вы столько лет преподаете. Как удается вкладывать душу в стольких людей? Есть ли отдача?
– Она происходит, когда я вижу, что у ребят что-то получается. Или когда тебе вдруг звонят. На днях мне набрала одна актриса из Москвы, моя выпускница, которая буквально пару месяцев назад получила звание заслуженной артистки России: «Лидия Алексеевна, поздравляю вас с Первым сентября!» Или вот приехала ко мне Катя Купченко, тоже из Москвы, чтобы показать дочку. Радость! В этом году премию «ТЭФИ» получили сразу двое моих учеников. Это тоже отдача. Я счастлива, когда всё хорошо у моих близких и учеников.
Сцена спектакля «Тутти-фрутти» (режиссер Л. А. Монакова)
– Какая совместная работа со студентами вам больше всего запомнилась?
– Постановка «Тутти-фрутти» – первый пластический спектакль в Минске (и, я думаю, не только в этом городе). Это была смелая и интересная мысль. Я подумала, что без слов можно сделать выразительный спектакль. Его я хотела поставить вместе с преподавателем сценического движения моей подругой Людмилой Семашко. Но… она успела только подготовить студентов. Людмила Георгиевна ушла из жизни. Тогда я позвала преподавать сценическое движение ее ученика. Он говорит мне: «Я не знаю, что делать, у меня не было подобного опыта!» А я ему: «Будем ставить пластический спектакль! Ребята уже подготовленные и по пластике, и по мастерству актера». Началась работа, накапливался материал, который необходимо было осмыслить. Требовалось найти единый стержень, сюжет и… превратить в спектакль. Что мы вместе и сделали! Постановка имела огромный успех. Мы возили ее на разные форумы, даже в Египет на Всемирный фестиваль экспериментальных театров. Это потом уже пошла мода на пластические спектакли. Сейчас смотрю подобные постановки – они все похожи друг на друга по эстетике. Можно представить, как их оформят, какие темы задействуют.
– Обычно эксперимент связывают с молодыми специалистами… Почему вы решили взяться за это дело?
– Я не доверяю слову «эксперимент» в искусстве. Сделают что-то невнятное и объявляют: у нас эксперимент. Этим словом часто прикрывается пустота. Много шифров, знаков, а в принципе пирожок без начинки. Я не ученый, мы не в лаборатории. У меня не было задачи экспериментировать, я понимала, что должна помочь ребятам приобрести профессию. Были только экспериментальные упражнения. Нет, все равно не хочется употреблять это слово. Единственное, что было от эксперимента, – риск. Все ребята придумывали характеры, этюды-сценки. А потом из этих пазлов необходимо было создать целостную картину. «Тутти-фрутти» рожден совместным творчеством под единым художественным руководством. Это был классический пример студийности!
– Как находите время на научную деятельность?
– Не считаю, что занимаюсь ею. Я ведь не сижу в лабораториях, библиотеках, ничего не исследую – просто не хватает на это времени. Другое дело, что я разрабатываю новые методики преподавания. Но это как происходит? Есть идея, и ты со студентами пытаешься ее реализовать, а потом уже пишешь об этом.
– Что особенного в ваших методах преподавания?
– Одна студентка мне сказала: «Для меня очень важным был урок, когда вы задали нам вопрос: «Какое человеческое качество вы считаете самым главным?» И я ответила: «Совесть!» И вы сказали: «Вот!» Студентке за все четыре года обучения больше всего запомнилось занятие, когда мы говорили о нравственности. Это входит в метод? Конечно! Просто владеть ремеслом недостаточно. Всегда остаются вопросы: что дальше? во имя чего?
Я работаю с французскими молодыми актерами. Они приносят мне этюды, я говорю: «Ну да, есть это на белом свете. Но вы только констатируете факт. А где ваша точка зрения?» И они начинают что-то переделывать. Это тоже входит в метод: ты помогаешь студенту переосмысливать – и появляются содержательность, гуманный посыл. Мы должны не только петь «От улыбки станет всем светлей». Нужно знать, что от улыбки действительно станет всем светлей.
А сюжеты разные. Как-то у французов был такой. Узкая улочка. Два дома стоят друг напротив друга. Выходит человек на балкон, хочет отдохнуть. А на противоположном появляется другой, чтобы спрыгнуть и покончить с собой. Первый изумлен: «Что вы делаете? Остановитесь!» Второй отвечает: «Что ты мне мешаешь?» Первый растерялся и запустил в самоубийцу чем-то, что попалось под руку. В результате он его переключил на другое состояние, сорвал «мероприятие». А ведь изначально эти парни показывали мне этюд о том, как человек прыгает с балкона. Я даже не сочувствовала. Чтобы я могла переживать, должна быть предыстория, а ее не было. Конечный этюд «Самоубийство» получился гомерически смешным: герои подружились, забыли об одиночестве.
– Возможно ли семейное счастье, если ты серьезно занимаешься театром?
– Как раз тогда семейное счастье особенно вероятно, ведь театр изучает человека. Ты становишься психологически образованнее, умеешь собою управлять. Иногда можешь повести себя импульсивно и обидеть человека, но оцениваешь потом свое поведение, исправляешься. Всегда интересно, когда человек культурно обогащен. Только глуповатые мужья говорят: «Ты должна быть дома, за порог ни ногой!» Отведите такого супруга в театр, пусть он тоже найдет там себе применение.
– А ваш муж кем работает?
– Художником, режиссером и педагогом. У нас творческая семья, и это настоящее счастье. У нас много общего.
– Вы привносите в повседневную жизнь что-то от театра?
– Никогда к этому не стремилась специально. Но, пожалуй, в оформлении интерьера дома есть элементы театра. В квартире много различных фигурок: японские самураи, китайские солдатики, какие-то клоуны… Мне очень нравятся музыкальные инструменты, и они тоже присутствуют в интерьере. Вот на кухне в данный момент ничего театрального нет, но в прошлой квартире обои были с изображением кирпичиков зеленоватого цвета, не под самый потолок. Муж вырезал из них силуэты замков, средневековых домиков, а в бойницах и окнах поместил обитателей – горожан и рыцарей. Больше всего люблю именно ту кухню. Вот это был театр!
