Расскажите, как возник ваш коллектив.
Татьяна Гаврилюк: Аня (Анна Никитина — прим. «Культпросвет»), одна из наших артисток, мечтала о кабаре.
Соломия Мельник: Аня дала первый импульс, а потом мы уже все вместе действовали с помощью Влада (Владислав Троицкий — основатель центра современного искусства «ДАХ» — прим. «Культпросвет»). У нас было много идей, много возможностей что-то придумать, но все создавалось постепенно.
Сколько времени прошло от появления идеи до первых выступлений коллектива Dakh Daughters?
Т.Г.: Все началось в августе 2012 года и произошло очень быстро. Мы уже много лет к тому времени занимались тем, чем занимаемся, поэтому для нас это было естественно. У нас был спектакль, который назывался «Школа нетеатрального искусства». И вот как-то после него пришла Аня и, вдохновившись сценами, картинками из этого спектакля, предложила сделать праздник в стиле кабаре, поскольку ей эта тема была близка. Мы как раз собирались театром ехать в Париж, и Аня предложила такой концерт опробовать на парижской публике. Мы практически сразу стали придумывать какие-то тексты, композиции, были в это время очень вдохновлены этим предложением и буквально за две недели создали большую часть нашего репертуара.
Потом устроили концерт в нашем театре в ноябре 2012 года и назвали его «Праздник для своих». Пришло много людей, в том числе и наших друзей. Всем понравилось, и мы тогда, может быть, впервые поняли, что, возможно, то, чем мы занимаемся, интересно не только нам и узкому кругу наших знакомых. Потом мы поехали в Париж на гастроли и выступили после спектакля в театральном кафе. Тогда тоже все прошло хорошо. Вот после таких двух тестов на отечественном и европейском зрителе мы поняли, что, наверное, есть смысл заниматься подобным творчеством.
Есть ли у Dakh Daughters какая-то концепция?
Т.Г.: Мы любим говорить, что у нас нет рамок. Кураж и больше ничего. Но вообще у нас концепция фрик-кабаре, которую предложил нам режиссер Влад. Она включает в себя многое. Каждое наше шоу — это и концерт, и спектакль, и музыкальный перформанс. Это, пожалуй, главное наше отличие от множества других музыкальных коллективов в современном мире искусства.
Среди вас есть профессиональные музыканты?
С.М.: Музыкальное образование есть не у всех. Те, у кого оно есть, помогают другим осваивать музыкальные инструменты, собирать все вместе. Я музыке училась, но с контрабасом и виолончелью знакомилась уже в театре.
Т.Г.: Я закончила киевскую консерваторию по классу флейты, а в театре начала играть на контрабасе и барабанах. У части нашей группы актерское образование, у некоторых девочек — филологическое, они помогают разбираться с текстами, семантикой, смысловой частью.
С.М.: Есть девочки с хореографическим и этнографическим образованием.
Т.Г.: Это то, что нам нужно. Мы соединяем все это — и получается такая единая база.
Вы достаточно необычно используете музыкальные инструменты: в Dark Side можно увидеть трембиты, а в одном из номеров вы играете на виолончели и контрабасе как на цимбалах.
С.М.: Нам важно использовать народные инструменты, чтобы не забывать о своих корнях. Трембиты, которые мы используем, это только маленькая часть инструмента, такой леди-вариант.
Т.Г.: Что касается виолончели и контрабаса, это Влад придумал перевернуть инструменты и так играть на них, чтобы получилась современная версия цимбал.
Кто пишет музыку для ваших номеров?
Т.Г.: Все вместе. Стараемся сначала все тщательно проработать, а затем фиксируем.
По какому принципу вы подбираете номера?
Анна Никитина: У каждого из нас есть то, что он хотел бы сказать. Человек имеет свое видение и выбирает какую-то форму, которая ему близка. Каждый из нас сам ищет тексты, песни, то, что ему хотелось бы исполнить.
С.М.: Есть песни, которые сделаны по заказу. Например, «Бретонская песня». Мы должны были ехать во Францию на фестиваль, и нам сказали, что было бы неплохо, если бы у нас был тематический номер. Мы собрались, подумали, какие-то тексты предложила Zо (Наталья Зозуль — участница Dakh Daughters — прим. «Культпросвет»), я поискала народные песни. И вот, получается, сделали песню под заказ.
Тексты на иностранных языках оригинальные или вы их также пишете сами? Как они появляются?
Т.Г.: «Розы», например, это сонет Шекспира в оригинале. Мы ничего не переводили — взяли все в том виде, как было написано в первоисточнике. Иногда переход на другой язык напрашивается сам, но это все интуитивно. Умение пользоваться разными языками — это еще одно дополнительное выразительное средство, которое немаловажно для ритма современного мира
Тексты ваших песен совершенно разные. Сложно ли переключаться с каких-то фривольных настроений на серьезные номера?
С.М.: А как в жизни? Вы можете смеяться, а потом плакать.
А.Н.: Мы как артисты опытные это делать умеем, нам это не сложно. У нас подобралась замечательная компания актеров, которые работают вместе на одной сцене уже 12 лет. Для нас искусство — это сама жизнь. Тебе должен быть близок весь процесс, ты должен быть в него включен не только перед выходом на сцену. Профессия накладывает отпечаток на жизнь, поэтому ты легко переключаешься, проще ко всему относишься. Ты воспитываешь свои чувства и становишься не заложником погоды или плохого настроения, а творцом своей жизни и своего настроения.
Что вы хотели сказать программой «Розы»? О чем она?
А.Н.: О любви.
С.М.: Это все равно что спросить, о чем жизнь.
Т.Г.: О любви, о жизни, о смерти.
Наталка Галаневич: Это наша первая программа, в ней очень много личностных моментов. Мне, например, было важно спеть песню «Я люблю її коси», поскольку я люблю поэта Михайля Семенко, чьи тексты в ней использованы. А «Ганнуся» была важной для Русланы (Руслана Хазипова — участница Dakh Daughters, прим. «Культпросвет»). Это история реальной женщины, которая живет в горах, это вербатим, который записала Руслана. Поэтому программа в первую очередь личностная. В ней много очень разных фактурно композиций, но Влад их соединяет между собой так, чтобы получилось единое полотно. Оно едино прежде всего в эмоциональном плане — смысл, конечно, каждый здесь видит свой. Наша программа — это как бы кристалл мечтаний, которые мы, будучи вместе, воплотили намного красивее и полнее, чем если бы каждый по отдельности попытался передать важный для него смысл.
Как появилась композиция Dark Side?
Руслана Хазипова: Это был импульс. Художника каждую секунду наполняют какие-то импульсы, это невозможно описать. Ты слышишь какой-то звук — и вот уже родилась песня. Бывает, мы просто что-то слышим. Так и с этой композицией. Мы ее так услышали: здесь будут трембиты, а здесь вот это и так далее.
Н.Г.: А есть композиция «Людина». Ее сочинила Zо. Мы работаем над новым проектом «Антигона», композиция взята оттуда, но мы ее немного поменяли. Текст, написанный Zо, — это то, что ей сейчас важно понять, вопрос к миру, очень значимый для всех нас.
Вообще тексты, которые мы используем, совершено разные. В той же Dark Side мы используем перевод фрагментов текста Хайнера Мюллера на французский язык и фразы, которыми в школе обычно начинают урок английского языка.
А.Н.: Нам интересны вечные вопросы. Мы относимся к ряду тех художников, которые не отстраняются от реальности. Вы, наверное, знаете, что мы выступали на Майдане, активно поддерживали украинскую революцию. Собственно, мы и сами были ее участниками, но в то же время мы не заставляем себя сознательно цепляться и спекулировать на каких-то злободневных темах. Мы действуем исходя из чувств, из того, что происходит в наших сердцах. Все это и отображается в нашем творчестве.
Чего в вашем творчестве больше: юмора, философии или эмоционального посыла?
Р.Х.: Жизни. Мы все проживаем по-настоящему. Грубо говоря, не врем.
В вашей программе немалую роль играет фольклорная составляющая. Белорусам это все близко, а считываются ли такие пласты в Европе?
С.М.: Они отлично воспринимаются. Европейцам очень нравится. В той же Франции фольклорный вокальный жанр сохранился не очень хорошо. Поэтому для них удивительно, что у нас это все живет, что молодые творческие люди этим интересуются, что это все очень красиво.
Ваш перформанс очень впечатляет на эмоциональном уровне, но смысловая составляющая в нем также богатая. Как обстоят дела с ее восприятием?
С.М.: В театре «ДАХ» у нас много спектаклей, которые были поставлены Владиславом. Они основаны на каких-то картинках, родившихся в его воображении, — что-то в стиле Параджанова, очень образное. Иногда это выглядит несколько странно, так что четко понять что-либо становится не так-то и просто. А люди часто хотят ясно понимать. Бывает, после спектакля зрители подходят и говорят: «Вы знаете, мы ничего не поняли, но нам так понравилось. Мы это почувствовали, мы это пережили. Спасибо вам большое».
Здесь важно понимать не столько то, о чем идет речь, где какая глава находится, а важно как. Поэтому для нас как для детей «ДАХа» тоже не так важно осознание того, что мы делаем. Мы просто это делаем. Нам важен обмен энергией со зрителем.
И все-таки что важнее форма или смысл?
Н.Г.: С первых дней нашей работы в театре Влад нам говорил о том, что важнее всего то, о чем ты говоришь. Форма и яркость — это то, над чем надо работать, и делать это качественно, но они второстепенны.
Р.Х.: Влад нас учил, что ты всегда должен понимать, что хочешь сказать тем или иным действием.
Н.Г.: В 2010 году у нас Гоголь-фест открывал испанский театр La Fura dels Baus. Там был такой огромный прозрачный человек, который идет по улице, а в нем — в ногах, руках, теле — куча людей, которые им руководят. Когда у нас получается номер, у меня возникает такое ощущение, как будто мы тоже находимся в одном таком общем теле.
Может ли искусство в современном мире не быть социальным, не отображать проблемы общества? Нужно ли сегодня чистое искусство и имеет ли оно право на существование?
А.Н.: Мы живем в такое время, когда возможно все. И искусство для искусства, и искусство, которое затрагивает какие-то социальные темы.
С.М.: Современное актуальное искусство должно затрагивать какие-то важные проблемы — если ты гражданин той страны, в которой живешь, если на войне гибнут твои друзья и происходят вещи, о которых ты не можешь молчать. Если нам больно, если мы не можем молчать и хотим этой болью поделиться, то мы говорим об этом. Мы ищем в этом правду и красоту. Это не искусство ради искусства, а искусство, которое может поддержать людей, которым тяжело, затронуть сердца других, заставить задуматься. Если люди, которые придут и посмотрят, будут сопереживать и тоже почувствуют эту боль, то возможно, в мире ее станет немного меньше.
Р.Х.: Может быть, так о себе говорить — чересчур, однако наше творчество это своего рода высокое искусство, на него надо определенным образом настраивать свой ум и душу. Это не то, что видишь каждый день, кто-то вообще подобного не увидит никогда. Очень сложно говорить однозначно о реакции, которую мы бы хотели вызвать. Мы не говорим о том, как и что нужно делать, а пытаемся увлечь зрителя своим спектаклем так, чтобы он сам задал себе вопросы.
Вы делаете это для себя?
Т.Г.: Художник занимается творчеством, потому что не может им не заниматься. Это, собственно, и отличает его от любого другого человека. Но мы все это делаем потому, что нам хочется поделиться своими чувствами. Тем более, это наша жизнь, наша страна, близкие нам люди, наше будущее. Это самое главное.
Н.Г.: Очень важно понимать, что ты несешь ответственность за то, что ты делаешь и говоришь. Ответственность не только за себя, но и за людей, с которыми ведешь беседу.
Р.Х.: Нам интересно говорить так, чтобы люди улыбались, несмотря на всю боль, которую мы не можем не чувствовать.
Ваше творчество — это все-таки самореализация или миссия?
Р.Х.: Самореализация в первую очередь, но и миссия тоже. Благодаря этому мы знаем и понимаем, что и зачем нам нужно делать.
Н.Г.: Мы не пытаемся никого учить, не решаем и не отвечаем на какие-то глобальные вопросы, хотя понятно, что и они тоже есть. Но я говорю не об этом, а об ответственности, о понимании того, зачем ты что-то сказал или сделал.
Вы действительно верите в то, что искусство может изменить человека и мир?
Н.Г.: К сожалению, это происходит не так быстро, как хотелось бы.
Р.Х.: Конечно. И не только искусство, но и ты сам.
Можете сформулировать основной посыл от Dakh Daughters?
Любите и будьте свободными! Свобода — это красота!
