До 9 мая в минском прокате можно увидеть фильм Сержа Бозона «Миссис Хайд» с Изабель Юппер в главной роли. «Культпросвет» встретился с режиссером во время его визита в Минск, чтобы поговорить — нет, не о его новом фильме, хотя речь о нем то и дело заходила, но о кино в целом, встречах с публикой и работе кинокритиков.
Конечно, я читаю то, что о моих фильмах пишут критики. Вообще, во Франции негативных отзывов о моих работах не так много — и, даже если это прозвучит странно, все они в изданиях, чей вкус мне не нравится и на деятельность которых я не обращаю особого внимания. Те же издания, чей стиль и вкус я ценю, всегда меня защищали, поэтому, честно говоря, на родине я еще не сталкивался с хорошо аргументированной негативной критикой в адрес моих работ.
Критики работают для истории искусств, для истории кино, они в какой-то степени определяют, что останется в памяти, а что забудется. Сегодня критики уже не могут влиять на киноиндустрию. Когда я был молодым, кинокритик Серж Даней, которого я очень любил, говорил, что раньше одна его хорошая рецензия могла обеспечить полный зал на показе. Сейчас это больше не работает. Сегодня мало хорошей критики, нужно быть на обложках всех журналов — T?l?rama, Le Monde, Lib?ration, — нужны именно обложки. Влияние критиков с каждым годом становится все меньше.
Во время первых четырех-пяти сеансов я смотрю свои фильмы вместе со зрителями в зале — мне интересно наблюдать за их реакцией. Я также могу пересматривать свои старые работы лет через десять — за это время меняется мое отношение к фильмам. Вообще, есть работы, которые я люблю больше других: если выстраивать градацию, то на первом месте «Миссис Хайд», затем — мой второй по счету фильм Mods (2002 год). «Франция» (2008 год), например, сейчас нравится мне уже меньше. Но в то же время я горжусь всеми своими фильмами и люблю представлять их публике. Я остаюсь верным тому, что я уже сделал.
Я люблю встречи с публикой. После выхода фильма у меня бывает по четыре-пять обсуждений в день. Это не только возможность увидеть реакцию зрителей, но и при необходимости защитить свою работу. Это также позволяет обогатиться новыми идеями, увидеть какие-то связи, интерпретации, которые я сам раньше не замечал. Но в то же время не стоит идеализировать такие встречи: как правило, вопросы всегда задают одни и те же.
Я часто даю интервью, много встречаюсь со зрителями и отвечаю на очень подробные вопросы относительно моих работ. Существует мнение, что книги, фильмы не нужно объяснять, что они должны быть самодостаточными. Но, на самом деле, это не всегда так. Если зритель вообще ничего не понял, ему не понравилось, то навряд ли объяснения режиссера что-то изменят. Но ведь может быть и так, что человеку понравилась работа, он начал размышлять над ней, потому что, например, он увидел какие-то странные или непонятные для него вещи — диалог с таким зрителем может быть интересным и полезным ему. И, в принципе, не нужно бояться говорить о том, что и зачем ты делал. Если кинематографисты не хотят объяснять что-то публике или, например, очень пространно или односложно отвечают на вопросы, им просто не нужно соглашаться на встречи со зрителями и интервью.
Есть фильмы, давно ставшие классикой, которые я пока так и не посмотрел, например, «Броненосец “Потёмкин”» Эйзенштейна или «Страсти Жанны д’Арк» Дрейера. А еще, к слову, я не видел ни одного фильма Хон Сан-су, корейского режиссера, которого очень любят синефилы во Франции и вообще во всем мире — он очень продуктивный, выпускает фильмы каждый год.
Музыка в фильмах очень важна для меня. Я не знаю, смог бы я сделать фильм без музыки. Для меня подвигом было уже то, что в «Миссис Хайд» я не использовал рок, поп или соул — там есть только одна сцена с рэпом, все остальное — это классическая киномузыка. Фильмы без музыки умеет делать Эрик Ромер, их мог делать Робер Брессон. Мой следующий фильм будет музыкальной комедией — я, наоборот, еще больше погружаюсь в музыку.
Не страшно, если актер до конца не понимает мою задумку и даже то, что он делает в какой-то конкретный момент, — не думаю, что Изабель Юппер в роли учительницы физики полностью понимала какие-то вещи, о которых шла речь на занятиях. Также не обязательно по-настоящему влюбляться, когда ты играешь влюбленного, или испытывать настоящую боль, когда тебя бьют в кадре. Что на самом деле важно, так это чтобы у оператора, сценариста и художественных консультантов было полное понимание идеи фильма и всего происходящего на площадке — иначе не будет взаимодействия, живого диалога. Необходимо полное взаимопонимание с ключевыми участниками процесса создания фильма.
Я не очень хорошо разбираюсь в хореографии, живописи или скульптуре, я никогда не хожу в театр. Вообще, я больше понимаю в каких-то научных вещах, но если говорить именно об искусстве, то я разбираюсь в кино, литературе и музыке. Я хорошо знаю литературу XIX века — русскую, французскую, немецкую, английскую, — намного лучше, чем современную. Что касается поэзии, то я не концентрируюсь только на одной эпохе. К сожалению, я не читаю по-русски, но, например, мой друг Пьер Леон (режиссер, кинокритик, писатель и переводчик — Прим. «Культпросвет») переводил русскую поэзию — Блока, Цветаеву, — я читал его переводы, но мне кажется, что для поэзии важно звучание, поэтому я больше внимания уделяю тому, что могу прочитать на языке оригинала: французском, английском или итальянском.
Тема мигрантов — очень важная для современного искусства. Во Франции есть проблема расизма, окраин и гетто, где живут только цветные люди с довольно низким уровнем дохода. Конечно, во Франции очень много фильмов, которые так или иначе затрагивают эту тему, но, в отличие от моего фильма, в более реалистичной и хроникальной манере. С точки зрения количества, эта тема рассматривается часто, но с точки зрения качества — недостаточно глубоко, потому что чаще всего это простая констатация сложившейся ситуации, и мне кажется, что важно выходить за эти устоявшиеся рамки.
Фото: кадр из фильма «Миссис Хайд»
