Сергей Анцелевич, 43 года
Характер: спокойный.
Любит наблюдать за людьми.
В детстве хотел стать таксистом.
Сам себе скажи: «Можно!»
Хочет работать с современной драматургией.
Фильм: «Голгофа» М. Макдонаха.
Книги: М. Булгаков, Г. Маркес, Аристотель, А. Тойнби.
Детство
Долгая пауза…
Оно и сейчас продолжается, мне кажется.
В детстве мне нравилось понарошку стрелять, умирать, проползать препятствия. Еще любили с товарищем следить за людьми – благодаря этому я рано узнал город, все закоулки и дворы. Выбираешь человека – и идешь за ним, как шпион, ведешь себя как в кино: прячешься за газетой, оглядываешься. Начинаешь представлять, куда он зашел, что там делает и какое преступление мог совершить.
Однажды попросили написать сочинение о том, кем хочешь стать. Я написал, как классно кататься по городу на такси. А космонавтом я никогда не хотел быть.
5 рабочих дней, 2 выходных…
Родился я в Минске, после школы учился в ПТУ на токаря, служил в армии в Москве в начале 1990-х, тогда еще как раз путч случился. Помню, нам выдали прозрачные маски, как у Робокопа, дубинки, бронежилеты легкие. Мы все молодые были, веселились, хоть нас и собирались туда отправить. Но через пару часов все забрали, так мы никуда и не пошли.
Потом я оказался на распутье. Можно было идти на завод, но от осознания, что будет 5 рабочих дней, 2 выходных, все однообразно и всегда есть план, стало страшно. Думаю, мне надо было такое дело, чтобы я не знал, где окажусь завтра.
Еще в школе я занимался в детской студии театра «На Долгом Броде» при Минском тракторном заводе. Туда я и пошел, поиграл как актер год, а затем поступил в институт культуры на режиссуру.
Почему они смеются?
Однажды мы с другом захотели снять художественный фильм. Я увлекался восточными единоборствами и решил, что надо сделать настоящее каратешное кино, но с философией. Написали сценарий, вызвали по рекламе видеооператора, который свадьбы снимает. Знакомые помогли с кафе, где в основном происходило действие. В результате сняли фильм минут на сорок и показали его друзьям. Там был эпизод, где я делаю серьезное лицо, говорю важный текст. А зрители смеялись. Я не понимал, почему так происходит. После этого я подумал, что, наверное, надо этому учиться.
Азбука
Зачислили меня в институт культуры. Думал, поучусь год, а потом снова буду пробовать поступать в нашу Академию искусств или в Москву. В результате я институт культуры все-таки окончил, о чем не жалею. Был студентом Модеста Модестовича Абрамова – человека, который научил работать с актерами, заложил основы профессии. Поначалу, мне хотелось работать в неоправданной эпатажной манере. Допустим, показывали отрывки из Островского, и Карандышев у меня в «Бесприданнице» выходил с пистолетом и прицеливался сразу в начале пьесы. Меня очень критиковали за это: Карандышев должен же дойти еще до этого состояния, а тут он сразу нацелен на убийство.
Еще мне нравится, что мы первый год ставили отрывки, рассуждали и только потом нам говорили: «А вот сейчас прочитайте такой-то том Станиславского». Сначала на практике надо самим пробовать, щупать материал, а после уже читать теорию и понимать: вот это же и делал, только не знал, как это называется.
Корочка института культуры не позволяла работать режиссером в профессиональном театре, а тут появилась возможность поступить в академию сразу на второй курс. Когда учился, помню свои ощущения от тамошних постановок на студенческой сцене и от того, что потом видел в профессиональных театрах: «Почему здесь еще все живые, чего-то хотят, а дальше вроде все выстроено, поставлено, но скучно?..»
И есть, и нет
Переход для режиссера от учебы в академии к работе в театре всегда сложный процесс. Кроме того, что просто трудно пробиться, часто еще ломаются люди при этом. Правда, есть выход: собираешь единомышленников и с ними работаешь.
Однажды мы с ребятами у Димы Богославского дома попытались создать САД (Студию альтернативной драмы) на бумаге. Разработали положение, тогда казалось, что это просто. Стучались в одно учреждение, в другое, чтобы официально зарегистрироваться, создать сообщество, но беда в том, что у нас не было хорошего менеджера. Если бы такой человек появился, вероятнее всего, что-то бы да получилось. На данный момент САД только виртуально существует, но я ее ощущаю, она меня греет.
Я же все равно режиссер
Очень давно я писал рассказики, стихи, потом интересно стало, как можно историю выразить в диалогах – так, чтобы между строк все читалось. Пробовал их писать и постепенно пришел к созданию больших текстов – пьес (до сих пор страшно говорить). Первая называлась «Все включено», она писалась под четырех актеров-музыкантов из театра Горького. Она сейчас в замороженном состоянии, возможно, ее бы стоило переписать уже под других артистов. Текст «Хроника Хроник» родился из моей же прозы.
У меня не было такого, чтобы взял и написал пьесу. Всегда мягкий, постепенный вход.
Как режиссеру мне сейчас неинтересно ставить классические произведения, больше нравится работать с современной драматургией. Пьесы мечты нет. Раньше в академии нам говорили, что у каждого режиссера должно быть в запасе пять пьес, которые он бы хотел поставить. Сейчас у меня нет такого списка.
Хочется поставить пьесу «Диван» Н. Гапоновой с «Любимовки-2015». Это, на первый взгляд, очень простая комедия про культ потребления с оттенком трагизма. Современная драматургия написана легче (в хорошем смысле), нет груза подтекстов, исторических слоев.
К разделению драматурга и режиссера в себе я очень хитро подхожу. Например, когда что-то пишу, подсознательно говорю себе: «Ну, я же все равно режиссер». Так придаю себе смелости. Особенно это помогает, когда я выступаю как актер. Когда я режиссер, сложнее.
Видеть дальше первого плана
Я сомневающийся человек. Не знаю, беда это или нет. Часто у меня нет твердой позиции в отношении чего-либо, если я сам это не увидел или не почувствовал. Кроме того, начинать писать или ставить всегда страшно. В различных философиях я нахожу подтверждение тому, что сомневаться – правильно, но все равно это очень мешает, нужна золотая середина.
Я спокойный. Внешне стараюсь не показывать эмоции, много в себе держу и прикрываюсь доспехами. Я закрытый человек, трудно схожусь с людьми. Хотя, наверное, просто должен пройти какой-то период, пока я пойму, на каком языке с человеком разговаривать. Это важно, чтобы глубже заглядывать, в этом плане стараюсь быть более гибким. Всегда интересно видеть не первый план в человеке, а дальше, это профессиональное.
Люблю за людьми наблюдать, хотя я непрактичный человек. Когда наблюдаю, не думаю, мол, эта походка мне пригодится здесь, а эта – там. Оно просто ловится, а потом всплывает в нужный момент.
Если я и беру истории из своей жизни для пьес, все равно додумываю. Мне неинтересно заниматься «самодокументализмом». Кроме того, если честно, я бы не хотел, чтобы знали, что вот это я. Хотя Витя Красовский рискнул в пьесе «Пару дней и все». Это его выбор, а я бы так не стал, по крайней мере пока.
Мне нравится наш «PATRIS» сочетанием действительности и вымысла, тем, что в реальные диалоги иногда вкрапляются некоторые фразы, которые не принадлежали опрошенным людям, но при этом они дают необходимый поворот и не искажают мысль. Михаил Угаров говорил на лаборатории, что документалистика – это сложно. Но мне кажется, что документальную пьесу все-таки легче писать. Текст ведь, по сути, люди создают, с которыми ты разговариваешь.
Читать также:
досье на драматургов Андрея Иванова, Дмитрия Богославского, Павла Рассолько, Виктора Красовского