У последней и, наверное, самой драматичной пьесы Антона Павловича Чехова «Вишневый сад» существует огромное количество театральных интерпретаций. Андрей Савченко считает, что форма моноперформанса позволяет придать происходящему интимный и сакральный характер.
Режиссер использует непривычные для классического произведения приемы и создаёт особенный авторский контекст. Опыт же работы в качестве диктора, ведущего и конферансье позволяет автору ярко передать и захватить внимание зрителя. Недавно «Культпросвет» публиковал рецензию ЦБД о другой пьесе Андрея Савченко – «Бі-Лінгвы», построенной по похожей схеме саморефлексии.
Согласно афише, идея «Сада» возникла во время семинара для театральных преподавателей и режиссеров в Берлине (исследовательский центр «AKT-ZENT», профессор Юрий Альшиц – прим. Культпросвет). Режиссер и актер в одном лице Андрей Савченко переосмысливает пьесу Чехова в роли всех персонажей и одного человека.
Абсолютно логично то, что Савченко выступает в роли практически всех персонажей пьесы (Гаев, Раневская, Лопахин, Трофимов), ведь главный герой чеховского символизма – это сам сад. Тем не менее, здесь очень важны все детали, которые сопровождают спектакль. Ничего случайного не происходит на сцене, каждое движение, каждый вздох кажется продуманным до мелочей.
Смена персонажа, а также смена отношения к саду приходит через смену одежды, походки, тембра голоса, даже переход с белорусского на русский язык не случаен. О чем вообще эта пьеса? О памяти, о семейных отношениях, о новом типе помещика… Сегодня хочется сказать – о капитале. О капитале скорее в марксистском прочтении, нежели классическом. То есть не просто об имуществе или ресурсе труда, а о комплексе общественных отношений, создающих условия «самовозрастания» стоимости. Так и в пьесе: сначала сад что-то важное и родное для души, а потом – деньги.
Станиславский видел существенную разницу даже в произношении названия сада. Так в своих воспоминаниях о Чехове он писал: “«Вишневый сад» – это деловой, коммерческий сад, приносящий доход. Такой сад нужен и теперь. Но «Вишнёвый сад» дохода не приносит, он хранит в себе и своей цветущей белизне поэзию былой барской жизни. Такой сад растет и цветет для прихоти, для глаз избалованных эстетов. Жаль уничтожать его, а надо, так как процесс экономического развития требует этого”.
Между чеховским сюжетом отчетливо проступает сюжет авторского перформанса. Тонко уловимые, но достаточно явные переживания исторического самоопределения и национальной ментальности, которые уже звучали в «Бі-Лінгвах». Для нас процесс экономического развития страны требует не только уничтожения сада, но и отказа от исторической памяти. В новом обществе нет места избалованным эстетам.
Представление начинается с простого, но точного примера. Мы носим с собой землю и сухостой, пытаемся посадить старую жизнь в новом месте, что-то возродить. Но ничего не растет, поэтому мы моем руки, сжигаем сухостой, но сжигаем не до конца, тушим огонь руками, пускаемся в пляску от отчаяния и прячемся. Чтобы никто не видел, как мы сами сожгли нашу память.
Зато приступая к «операции» над вишневым садом герой, словно хирург, надевает белоснежные манжеты, наполняет бокал вином. Целует незнакомку в зале, только не для того, чтобы поцеловать ее, а для того чтобы почувствовать вкус вишни на губах, упиваясь своим «капиталом».
