Меню

Новости

Мессии нет, и он повсюду

«Крестовыйпоходдетей» Юры Дивакова

Чтобы рецензия театрального критика Дмитрия Ермоловича-Дащинского на «Крестовыйпоходдетей» Юры Дивакова не затерялась в лентах фейсбука, публикуем ее у нас. К тому же сегодня отличный повод — через несколько часов в пространстве ОК16 пройдет очередной показ спектакля.

«Театр Юры Дивакова» — явление уникальное и абсолютно индивидуальное, где основополагающими становятся предельная субъективность, декоративная эстетизированность, мифотворчество, игра подсознания, мир иллюзий, снов и галлюцинаций. Это не театр от современника с эталоном острой социальности, это театр от художника — не в ключе пост(пост)модерна, а в стремлении к неомодернизму. Обращаясь к историческим параллелям, здесь можно вспомнить эстетическую программу Минского театра-студии Рида Талипова в конце 1980-х гг.

«Крестовыйпоходдетей» по одноименной пьесе Андрея Иванова в постановке Юры Дивакова и оформлении Тани Диваковой являет невероятную эклектику фэшн-эстетики, клубной музыки, театра драматического, кукольного и предметного, проповедей пятидесятников и жестовой песни. Одним из самых ценных открытий спектакля становится идея о меркантильности любой идеологии, на которой наживаются ее создатели, а для уверовавших в ее идеалы вера становится подлинной («светлое коммунистическое будущее», идеи «русского мира» или ИГИЛ…). И вот тайная машина в подвале церкви взрывается, а дети все равно уходят за своим Святым Стефаном — «добрым утешителем» для таких наивных, как они, для таких одиноких и скорбящих, как кузнец Люк, таких безумных, как Сверчок…

Восхитительные актеры РТБД Вероника Буслаева, Дмитрий Давидович, Марина Демидчик-Здоронкова и Илья Ясинский воплощают и детей, и родителей. Молодого герцога без цели и идей, в БДСМ-маске и малиновом пиджаке, играют в разных эпизодах все артисты, указывая на множественность, вездесущесть этого персонажа. Эпиграфом к спектаклю становится песня «Et si tu n’existais pas» («Если б не было тебя…») из репертуара Джо Дассена, мелодекламируемая Вероникой Буслаевой с утрированной детской артикуляцией. «Пухнущие от голода» дети в безобразных костюмах жирных обывателей, с гиперболизированными половыми органами испытывают вовсе не физиологический, но неистощаемый духовный голод. Матушка Анна в бисерной шапочке «шанель» и розовом шелковом пеньюаре поверх бесформенного костюма выглядит и как венеры палеолита, и как карикатура на сексапильных кинодив ХХ века. Еще один образ общества потребления — игра детей «на лужайке» среди столиков, словно в детской комнате супермаркета, где они заплевывают сценическое пространство красной газировкой. В целом, актерскую игру отличает точность и внимание к психологии детского поведения.

Художница Таня Дивакова в постоянном тандеме с режиссером-постановщиком и мужем, обращаясь к привлекательной для него эстетике подиума высокой моды, минимальными средствами создает мир притягательный и блистающий, со своей бесспорной знаковой системой: дети-птицы с золотыми крыльями и золотое епископское одеяние сухорукого мальчика Блеза, рубиновая кровь — та самая красная газировка на матовой клеенке — в сцене возвращения домой окровавленного отца семейства Тома и так далее.

Как много красоты, эроса, истинного катарсиса в финале спектакля, где на именинном торте — атрибуте счастливого детства, полного родительской заботы и любви, — зажигаются свечи и артисты исполняют жестовую песню «Une vie d’amour» («Вечная любовь») под фонограмму, где с сильным акцентом Шарль Азнавур поет свою песню с русским текстом Натальи Кончаловской…. Небесным, райским, «птичьим» языком становится жестовый язык глухих — действительно, откуда мы знаем, на каком языке говорят ангелы?

И вот дети уходят за своим новым мессией — от смутных, неясных им ценностей «Великой Октябрьской революции» или «самого лучшего в мире советского образования». «Дети должны уйти от родителей, чтобы однажды не возненавидеть родительский дом…» — звучит в финале спектакля — одного из немногих, что можно отнести к христианскому постмодернизму в современном белорусском театре.

Top