– Вы часто повторяете, что театр должен быть разным. А какой вы сами хотите делать?
– В принципе, он уже готов. Это «Театр.doc», уже самостоятельный организм, который не всегда живет так, как мне хочется. Это театр открытого контакта, театр современных текстов, документальных либо авторских, социальный театр.
– А вне «Театра.doc» кто-нибудь делает нечто подобное?
– Конкретно таким никто больше не занимается. Но существует театр, который мне нравится. Он относится к другой эстетике, но столь же современный. Вообще ощущение времени в театре – главный критерий. Когда сидишь и чувствуешь, что сейчас не 1985 год, очень точно понимаешь, в какое время живешь, что рядом сидят твои современники и на сцене они же. Вот это главное. Таких театров немного, но хватает отдельных спектаклей. Их делают Богомолов, Серебренников, Волкострелов, молодой режиссер Александровский.
«Некоторые люди воспринимают театр как башню из слоновой кости, где можно в трудные времена отсидеться, отыграть все пьесы Островского – и жизнь пройдет нормально»
– Что вы вкладываете в понятие современности? Театр ведь не может быть стопроцентно несовременным…
– Может, и это мы видим кругом. В манере актерской игры, например. Или в ощущении архаики, причем она не стилизованная тонкая, что довольно интересно и увлекательно, а такая прямодушная, тупая. Это, конечно, категорически неинтересно. Это от идеологии идет. Некоторые люди воспринимают театр как башню из слоновой кости, где можно в трудные времена отсидеться, отыграть все пьесы Островского – и жизнь пройдет нормально. Но ведь можно воспринимать его как открытое пространство. Мне это интересней.
– А что вы сказали бы зрителям, которые хотят отдохнуть в театре от жизни?
– Им можно очень грубо и жестко ответить. Но это не мои зрители, мне они на фиг не нужны. Я расстраиваюсь, когда они приходят в театр, подобные аншлаги меня не радуют. Мне кажется, что это та же самая идеологическая установка… Отдохнуть, не воспринимать искусство как что-то более серьезное, чем вечерний отдых?.. Можно ведь и другие развлечения найти кроме театра.
«Важно быть открытым. Не цеплять кулисы, не изображать «большой театр», не вешать задники с голубым небом. Убрать все глупости и работать с реальностью»
– Когда вы впервые пришли в помещение на Трехпрудном переулке (помещение Театра.doc с 2002 по 2014 гг. – прим. «Культпросвет»), по вашим словам, театр там делать было невозможно. Выходит, ваша идея театра развивалась…
– Конечно, ведь я начинал на большой сцене со спектаклем «ОбломOFF». И представлял себе дальнейший путь именно так. Здесь же пришел в ужас. Но, мне кажется, главное качество режиссера (да и актера) – не пугаться, быть готовым ко всему. Когда начал работать в маленьком помещении, обнаружил большие плюсы. Дело в том, что пространство само режиссирует спектакль, иногда помимо твоей воли. Сейчас мы наблюдаем с интересом в новом помещении, как оно предлагает стилистику и многое другое. Важно быть к этому открытым. Не цеплять кулисы, не изображать «большой театр», не вешать задники с голубым небом. Убрать все глупости и работать с реальностью.
– У вас получается совмещать профессии режиссера и драматурга…
– Они абсолютно смежные. И до меня ведь люди это делали. Давайте хоть Шекспира вспомним и Мольера. Извините, что я такие сравнения привожу рядом с собой. Но ведь и на современников посмотрите: и Звягинцев, и Сигарев, и Володя Панков, который начинал у меня в спектакле… Много можно назвать примеров. Нет четкого деления, как в ХХ веке: я – режиссер, ты – актер, а он – драматург.
Интересно, когда функции перепутаны, когда непонятно, кто автор пьесы. Таким театром Саша Денисова занимается. Это очень интересный ход в сторону постдраматического театра. Автор сам себя убивает. Более тонкая, интересная работа оказывается, чем просто сесть и написать пьесу. И в какой функции выступает режиссер, тоже иногда непонятно. Более хирургическими методы работы стали. Они не такие топорные, какими были в ХХ веке. Но многие очень переживают, говорят, что искусство кончилось.
«Актерам нравится сниматься в кино, потому что это массовое искусство и денег больше платят, но любят они театр – за живое существование и непредсказуемую реакцию»
– Как получилось, что вы связываете себя с театром гораздо больше, чем с кино (Михаил Угаров сценарист сериалов «Петербургские тайны», «Дневник убийцы», режиссер телесериала «Любовь на районе» и фильма «Братья Ч» — прим. «Культпросвет»)?
– Театр – живой человеческий контакт, это самый сильный наркотик, который существует. А с кино что? Я езжу по фестивалям со своим фильмом – и это совсем другая история. Начался показ, ты пошел курить, потому что смотреть это уже не в состоянии. И есть ощущение пустоты. Ведь вместо тебя там цифра разговаривает.
А в театре такого нет. Каждый спектакль другой. Ты не знаешь, чего ждать. Иногда выходит здорово, иногда – провал. Там есть свой адреналин, который, конечно же, очень влечет. Это все актеры знают: им нравится сниматься в кино, потому что это массовое искусство и денег больше платят, но любят они театр – за живое существование и непредсказуемую реакцию.
– Можно ли сказать, что драматург – орудие живой речи?
– Безусловно. Драматургия для меня – самый интересный литературный жанр и самый живой. Это мгновенная ежесекундная реакция на языковую ситуацию. Все опаздывает по сравнению с современной драматургией.
«Когда театры заявляют о несценичности пьесы, пусть они лучше говорят о неквалифицированности режиссеров. Это точнее будет»
– Как вы относитесь к термину «сценичность»?
– Он очень спорный. Любая пьеса сценична. Другое дело, что есть несколько пьес, которые мне очень нравятся, но я не знаю, как их ставить. Однако я при этом не заявляю, что они несценичны, а говорю: «Я не могу придумать решение». Вопрос очень простой. И когда театры заявляют о несценичности пьесы, пусть они лучше говорят о неквалифицированности режиссеров. Это точнее будет.
– Как получилось, что «новая драма» стала настолько успешной и признанной даже экспертами?
– Театр – искусство поколенческое. Не может быть такого, что пять драматургов собрались и решили изменить его. Это нереально. К ним нужны пять режиссеров, пять актеров, пять театроведов, пять критиков. Партнерское соединение. Это и произошло. Вот почему я сейчас еду под Минск соединять режиссеров и драматургов. Если они сами этого еще не сделали, нужно хотя бы показать, что такое возможно.
– Как определяете понятие «драматургия»?
– Никак. Я все время говорю, что больше 25 лет этим занимаюсь, но у меня нет ответа на вопрос, что такое пьеса и как ее правильно писать. У нас есть умельцы и специалисты, которые ведут платное обучение, учат строить «завязку-развязку»… Ерунда все это на самом деле. Иногда пьеса ценна своей неправильностью. Вспомните «Жизнь удалась» Павла Пряжко, за которую мы «Золотую маску» получили. Мне 90% людей говорили, что это чистая графомания. В основу текста положена гениальная ошибка. Но у автора иногда подобная ошибка работает сильней, чем закономерности Аристотеля.
– Российский критик Павел Руднев иронично отметил «переизбыток белорусских пьес для российского театра». Насколько вам кажется эта ситуация нормальной?
– Она абсолютно нормальная и радостная. Паша немножко радужно на это посмотрел. Потому что, собственно, Пряжко. Так он в Москве начался и в Ясной Поляне и сделан в «Театре.doc». Потом Богославский, одна его пьеса очень активно в России идет. Но прецедент задан. И люди понимают, театры понимают, что на этой территории интересно. И сейчас выгодный момент как раз для такого «выдвижения флангов вперед» для белорусских авторов.
– Есть ли конкуренция среди драматургов?
– Чувство локтя есть. Конкуренция? Наверное, это ведь творческие люди. Но гораздо меньше, чем у прозаиков и поэтов. Драматурги всегда были самыми неконфликтными. Они же специалисты диалога. Вот в чем секрет. Прозаики не умеют диалог вести. Я уже не говорю про поэтов: они глухари – каждый себе токует. Конечно, есть зависть, но тут же и радость. Потому что молодой драматург понимает: если Петрова поставили, значит, и меня поставят.
– Есть ли что-то общее у белорусских драматургов или это разные самобытные авторы?
– Нет, их ничего не объединяет. Как и российских драматургов. И когда журналисты меня спрашивают про общность… «Про что пишут современные драматурги?» На этот вопрос невозможно ответить. У «новой драмы» нет отличительных черт. И не может быть иначе. Драматургов объединяет лишь чувство времени.
