Максим Диденко сегодня один из самых успешных молодых российских режиссеров. Его спектакли идут на сценах Гоголь-центра, Театра наций, ЦИМа, Александриинского и многих других. Работы режиссера неоднократно номинировались на престижные театральные премии, назывались событиями сезона, как, например, «Черный русский» или «Цирк». Но это, наверное, не главное. Главное то, что Максим Диденко делает свой, ни на что не похожий театр, в котором возможно все.
О физическом театре
Физический театр — это театр, который построен на движении, физическом присутствии человека на сцене и который не является танцевальным либо драматическим. Я бы не сказал, что я работаю именно в этом жанре. Сегодня физический театр обрел свои жанровые черты, а тот театр, который делаю я, не узко физический. Он в принципе любой, но в театр я зашел через какие-то движенческие ворота, поэтому мне важно тело, жест, интенсивное психофизическое присутствие актера.
Я мыслю театр как искусство формы, и в этом смысле тело актера для меня — основной инструмент.
О размытости театральных жанров
Мне кажется, что театр сегодня существует как модель мира, которая включает в себя все, что в мире содержится, и позволяет пользоваться абсолютно любым языком и всем, что в этом мире есть. Всякий художник выбирает сам. Он волен ограничивать себя в средствах, говорить: «Я занимаюсь узко драматическим театром», что, на мой взгляд, в современном мире все-таки сложно. Мы даже не можем договориться, что такое драматический театр сегодня. А любой живой театр включает в себя очень много компонентов. В этом смысле даже театр, который делаю я, назвать физическим уже нельзя, потому что он не только физический, но и музыкальный, поэтический, драматический, танцевальный, — какой угодно.
Конечно, можно говорить и о каких-то четких границах и понятиях. Говорить можно вообще о чем угодно. Мы свободны в интерпретации, можем называть вещи разными именами, и на какое-то время в нашем сознании эти вещи будут становиться именно тем, чем мы их назовем.
Об интересе к первой трети ХХ века
Безусловно, мне очень интересна русская история, и мне кажется, что какой-то чрезвычайно важной вехой в ней была революция 1917 года. Я думаю, чтобы понять реальность, в которой мы существуем сегодня, нужно разобраться со своим прошлым. И революция, и последующие за ней годы скрывают в себе очень много противоречий в силу того, что советская пропагандистская машина всякий раз вынуждена была из-за изменения курса переписывать собственную историю. Поэтому мне казалось важным эти пробелы, пустоты заполнить хотя бы внутри самого себя, понять, что там на самом деле происходило, ведь советская пропаганда хотя бы немного правдивой картины реальности не создавала. Мне было важно разобраться в этом периоде, и какое-то время жизни я на это потратил.
О том, что нужно делать то, что нужно (зрителю)
Мне кажется, это вообще единственно возможный путь. Любого художника и человека вообще. Кому-то нравится печь пирожки, и наверняка найдутся люди, которым эти пирожки нужны. Вот у меня примерно такая же ситуация.
О современном зрителе
Современному зрителю нужен контакт с реальностью. В сегодняшнем мире мы его постоянно утрачиваем. Очень многие вещи направлены на то, чтобы отделить нас от реальности, они работают не на присутствие, а на отсутствие. Чтобы мы были где-то в другом мире, которого нет. А искусство — один из инструментов, позволяющих человеку присутствовать в том мире, в котором он действительно живет. Мне кажется, это нужно всем.
Об иммерсивном театре
На самом деле иммерсивный театр — это модель любой древнегреческой мистерии. Смысл мистерии и вообще любой карнавальной институции в том, что зритель является участником, перформером. Поэтому то же ношение масок (в иммерсивном спектакле «Черный русский» зрителям раздаются маски — прим. «Культпросвет») — это возвращение к языческим мистериям, карнавалам, к истокам.
О свободе
Вопрос свободы имеет две стороны. Физическая свобода, когда вы либо закрыты в камере, либо вы не сидите в тюрьме. И внутренняя свобода. Цивилизация как явление — это в любом случае тюрьма, и находясь в рамках цивилизации, вы несвободны. У вас есть паспорт, вы должны переходить дорогу на зеленый свет, много чего еще должны. Любой, кто в этой цивилизации рождается, сразу обучается несвободе. В принципе, тело человека тоже является его тюрьмой, а абсолютная свобода — это свобода от любых границ. Поэтому мне прежде всего интересно размышлять и говорить о внутренней свободе, о свободе от автоматизма, об осознанности. Что касается взаимодействия внутри социума, то внутри социума и внутри цивилизации свобода в принципе невозможна. Это утопия. Та же демократия — это не свобода, а ее иллюзия.
Театр, как мне кажется, сегодня в меньшей степени регламентированное пространство, чем какое-то другое. Но я бы не сказал, что это какая-то колыбель свободы, хоть для себя я его ощущаю как территорию, на которой дышится легче.
Редакция благодарит за содействие в подготовке текста Национальный академический театр имени Янки Купалы.