Павел Рассолько: Когда Саша Марченко зачитал Герины мысли, он тогда еще находился в Москве. У меня было «тынь».
Георгий Сурков: С самолета меня встретили Саша и Паша. К вечеру, проговорив всего несколько часов, мы придумали финал пьесы. И наутро я его уже прочитал. Паша удивительно точно почувствовал то, что я говорил.
П. Р.: А сейчас все просто происходит – мы подгоняем пьесу под финал.
Г. С.: Мы разговариваем, придумываем вместе сюжетную линию, делимся личным опытом, решаем, какая сцена может раскрыть мысль лучше.
Паша меня абсолютно поразил. В Москве я нахожусь в кругу театральных людей, и он практически не меняется. Одна среда, где парят одни и теже мысли. А тут я познакомился с Пашей, который пишет пьесы как хобби, работает в стекольной мастерской на рынке. Абсолютно прямой, честный и ясный, чего не встретишь сегодня в людях, особенно в тех, кто занимается театром. И парадокс: не занимаясь театром глубоко, не находясь в нем с утра до вечера, Паша невероятно тонко чувствует его и его язык. Это поражает, я не могу этого понять. Театральный язык стал моим языком. Мыслить театром – это мое. Но я просто являюсь частью машины, в этом нет ничего интересного.
Г. С.: Благодаря таким людям, как Паша, в театр входит реальная жизнь.
П. Р.: Буду знать.
Г. С.: Сегодня у меня был уникальный опыт. Я съездил на место работы Паши, пробыл там несколько часов, познакомился с людьми. Это потрясающе. Там мне театр помог. Если бы я пришел туда без мысли написать пьесу, вряд ли бы ходил с открытым ртом.
Мне важно привести таких людей, каких я встретил на рынке, в театр. Они не будут врать, что они что-то знают или не знают, в отличие от театральной публики. Вопрос: как это сделать? Как поменять их восприятие или наш способ подачи информации, чтобы они пришли в театр?
П. Р.: Пьесу писать легко, когда знаешь, что писать. Придумалась в голове сцена, четенькая, ясная, а потом ты просто записываешь, что герои говорили. Это как вспоминать кино – визуализация. Я так и музыку пишу, она для меня цветная.
Я, Стешик, Пряжко и другие тусили вместе: просто собирались дома, музыку слушали, чаек попивали и играли в такие игры. Берешь лист бумаги, пишешь что-то и передаешь дальше. Кто-то нервничал, что он канву запустил, а ее похерили. Этот метод работы хоть патентуй.
Гера – человек добрый, честный и открытый. В нем есть галантная вежливость. Что удивительно, я не видел таких людей в Москве. Гера молодой еще, по-хорошему. У него есть рвение – это офигенно. Здорово, что мы поймали одну волну, хотя и тема сложная. Один бы я не смог. Я избегаю конкретики типа «я хочу донести». Мне не надо ничего доносить. Можно писать легко и с юмором о серьезных вещах.
