Главный режиссер театра не боится обращаться к серьезной классической литературе, не стремится к «осовремениванию», не гонится за внешними эффектами в ущерб смыслу. И результаты его творческой политики получаются убедительными. Каждый, кто смотрел «Пиковую даму» или «Фауст. Сны», с этим согласится. «Демон», премьера которого состоялась в конце прошлого года, продолжает эту линию, как и линию «мистических» постановок Олега Жюгжды в Гродно.
Камерный спектакль, в котором возникает удивительный эмоциональный контакт между зрителями и актерами, рассчитан и на чувственное, и на интеллектуальное восприятие.
«Демона» Олега Жюгжды приятно и просто смотреть, и разгадывать, хотя режиссер не перегружает его сложными метафорами. Несмотря на то что текст в постановке играет исключительную роль, она не превратилась в литературный театр. Спектакль получился сбалансированным в плане соотношения текста, режиссерской концепции, визуального и музыкального решения, актерских работ.
В постановке акцент сделан на работу актеров живым планом. И исполнители Александр Шелкоплясов, Лариса Микулич, Татьяна Евтух и Александр Ратько достойно справляются с задачей. Практическое отсутствие дистанции между ними и зрителями позволяет не просто видеть, но чувствовать происходящее на сцене. На спектакле осознаешь, почему Олегу Жюгжде был так необходим камерный формат: упусти один взгляд, один жест или смену интонации – упустишь эмоциональную нить действия и нить смысла, протянутую режиссером вне текста «Демона».
Спектакль сочетает в себе два плана – кукольный и живой, литературного текста «Демона» и режиссерского текста Олега Жюгжды, образов Лермонтова и их интерпретации искусством последней четверти ХІХ – начала ХХ веков. Эти планы тесно связаны между собой. Куклы играют лермонтовского «Демона», а люди – «Демона» Жюгжды. Звучат поэтические строки «Восточной повести», а куклы Демона, Ангела, Тамары (художник – Лариса Микина-Прободяк) огромными безднами глаз и ломаными линиями вызывают ассоциации с экзальтированными, экспрессивными образами Михаила Врубеля. Создающие атмосферу грузинские народные песни и церковные песнопения сменяются романсами Демона из одноименной оперы Антона Рубинштейна.
В ситуации соседства Лермонтова с Врубелем и Рубинштейном не удивляет и перенос режиссерского действия во времена Чехова – современника и художника, и композитора. Обращение к нему происходит не только на уровне костюмов. Олег Жюгжда, не меняя ни слова в тексте Лермонтова, рассказывает зрителям историю, которая на мгновение становится «Чайкой». Никакой нарочитой искусственной привязки к Чехову в спектакле нет, но ненавязчивые ассоциации в определенные моменты возникают: Лариса Микулич внезапно становится Аркадиной, Александр Шелкоплясов – Тригориным, а Татьяна Евтух и Александр Ратько – Заречной и Треплевым. И в такие моменты в «Демоне» Чехова становится гораздо больше, чем в некоторых постановках пьес драматурга. Его настроение отчетливо ощущается в начале спектакля и в финале, где внешняя статика сочетается с внутренним напряжением.
История со ссылками на Чехова и его время, которую рассказывает Олег Жюгжда, по своей напряженности и эмоциональности, скорее, апелляция именно к эпохе. К характерной для нее чувственности, эмоциональному надлому, повышенному интересу к восточной тематике, смерти и любви, образу Демона и подобных ему сильных и прекрасных бунтарей. Хотя у Чехова за обыденными делами и ничего не значащими словами тоже таились настоящие драмы, как смыслы между строк.
Мнение зрителей о кукольном театре
Вместе с Демоном и Тамарой Лермонтова герои «Демона» Олега Жюгжды проживают каждый свою личную драму. Поэтому, к какому бы из пластов «Демона» мы ни обращались, он остается историей о людях. О тщательно скрываемых чувствах, страстях, безудержном желании любить и о самой любви, жертвенной и милосердной, эгоистичной и губительной. Возможно, это и символизирует лежащий на столе плод граната, разделенный на две части.
Сделав акцент на сохранении красоты текста Лермонтова и живом исполнении актеров, в «Демоне» режиссер и художник ограничились скромным набором выразительных средств. Спектакль получился декоративным и утонченным. Три полупрозрачных занавеси, выполняющие роль задника, становятся экраном для теневых изображений: на них в свете солнца тянется караван жениха Тамары и в кровавых отблесках мелькают сабли убийц. Эти же занавеси окрашиваются красным и создают удивительный по своей красоте и простоте контраст с густым синим цветом переднего плана, на котором находится «игровая площадка» кукол – длинный стол. Уставленный в начале спектакля старинной чеканной утварью и бутафорскими фруктами, покрытый драпированной тканью, он превращается в горы Кавказа с причудливым рельефом. Эти изломы и фактура ткани даже при простейшем освещении дают богатую игру света и тени, выразительно контрастирующую с гладким красным цветом фона. Если вспомнить работы художников Абрамцевского кружка, то и в этой подчеркнутой декоративности можно увидеть следы эпохи, к которой обращается режиссер.
Мнение зрителей о кукольном театре
В «Демоне» не стоит искать принципиально новые открытия или приемы. К театру теней в решении отдельных сцен Олег Жюгжда обращался в «Фаусте», а применение фрагментов оперы Рубинштейна, «озвучивающих» Демона, перекликается с аналогичным использованием «Пиковой дамы» Чайковского в одноименном спектакле. Но это не самое главное. Важнее то, что в репертуаре Гродненского областного театра кукол появился узнаваемый, тонкий, в чем-то интимный спектакль. Постановка, сочетающая внешнюю красоту, которой так недостает в жизни, и внутренний смысл, ум и сердце.
