Накануне премьеры спектакля по пьесе Виктора Мартиновича «Карьера Доктора Рауса» «Культпросвет» встретился с режиссером Александром Гарцуевым. Художественный руководитель РТБД рассказал о работе над пьесой, подсказках драматурга и о том, почему Скорину не понимали не только на родине, но и за границей.
Выбор пьесы «Карьера Доктора Рауса» обусловлен обязательствами по конкурсу «Францыск Скарына і сучаснасць» или вашим интересом?
Пьесу никто не навязывал. В рамках конкурса театр оговорил следующий момент – если у нас возникнет желание поставить одну из пьес, представленных на конкурс, мы это сделаем. Желание возникло.
Лично у вас?
Естественно, лично у меня. При том, как видите, в номинации «Современная пьеса» «Карьера Доктора Рауса» заняла второе место – это выбор жюри, но для меня она оказалась более интересной, чем пьеса, которая заняла первое место.
Виктор Мартинович принимал участие в процессе работы над спектаклем?
Нет. Мы встречались с ним дважды: первый раз, когда Виктор принес пьесу, мы предварительно оговорили возможность достаточно вольно обращаться с текстом в случае постановки, потому что я сразу положил на нее глаз; второй, более конкретный разговор состоялся, когда я уже действительно остановился на этой пьесе, и она заняла одно из призовых мест.
Виктор Мартинович – литератор, а драматургия – это особая литература. Он очень умный, образованный, много знающий человек со своим мировоззрением. Но он многословен – его тексты можно читать с листа, а текст для чтения и текст для сцены очень сильно отличаются. Я спросил у Виктора, можно ли сократить и перемонтировать текст. Он сказал, что не видит в этом никаких проблем. Он дал мне карт-бланш, и я этим пользуюсь.
Драматургический язык, язык диалога очень компактный. Я сократил текст почти в два раза, и все равно спектакль будет идти три часа. Представьте, какой бы он был, если бы я поставил пьесу целиком. Я же не Някрошюс и не очень верю, что можно сидеть шесть часов и смотреть спектакль, поэтому немного переживаю, что постановка получится длинной. Мой формат – 2 акта по часу. Это то, что надо.
В тексте есть авторские примечания относительно сценографии, музыкального оформления. Вы ими пользуетесь?
Частично. Как профессиональный режиссер, работающий в театре, могу сказать, что когда авторы через ремарки диктуют, какими должны быть декорации, музыкальное оформление, это выглядит немного наивно. Если полностью следовать этому, зачем тогда режиссер вообще?
Но, правда, есть такое понятие, как авторское право. Автор может настаивать, но и режиссер в этом случае может отказаться от постановки. Сейчас театр режиссерский. И пьеса – меня так учили, я это проповедую – всего лишь повод для спектакля, в котором воссоздается другая, сценическая реальность. Она отличается от первоисточника, должна отличаться. В процессе работы подключается интеллект, месседж режиссера и актеров – мы не можем быть всего лишь красками в руках драматурга. У меня должно быть собственное понимание и ощущение материала.
Мне кажется, сейчас драматурги наоборот активно участвуют в процессе создания спектаклей, становятся видимыми…
Я знаю, но у меня другая специфика работы. Я беру материал, получаю разрешение драматурга и работаю дальше сам. Мне не требуется помощь в процессе постановки – либо мне дают право достаточно вольно обращаться с пьесой, либо нет. Я сталкивался с ситуациями, когда этого права мне не давали, тогда мы просто разбегались без каких бы то ни было претензий друг к другу.
Тем не менее в этой постановке я пользовался некоторыми подсказками драматурга. Например, пусть немного и по касательной, но он подсказал мне Моцарта, после которого возник уже и Вагнер, и Брамс.
Очень лихой музыкальный трек автор предложил для московского эпизода. После того, как весь спектакль звучит мощная красивейшая классическая музыка, вдруг начинает играть песня, которой я раньше никогда и не слышал – «На белом-белом покрывале января» Вадима Казаченко. К концу спектакля она попадает в десятку.
Репетиция спектакля «Карьера Доктора Рауса»
Я также использовал сценографический ход автора: декорация постоянно напоминает одно и то же – некий офис. Ремарки автора, немного переделанные, подточенные, я вложил в уста героев – они постоянно говорят, что декорация одна и та же, меняется только год и место. Вообще у зрителей должно сложиться впечатление, что Скорина ходил по одним и тем же местам, видел одни и те же рожи. Актеры играют по несколько ролей, и это был сознательный прием – у Скорины появляется ощущение дежавю. Об этом постоянно говорит он сам или комментатор – Франциск присматривается к этим людям, и ему кажется, что он их где-то уже видел. Это как по кабинетам чиновников ходишь, а у них у всех постные рожи; думаешь, что уже видел их раньше, а они просто все на одно лицо.
Репетиция спектакля «Карьера Доктора Рауса»
Я нашла короткий комментарий Мартиновича по поводу этой пьесы, где он говорит, что это текст «о том времени, в котором мы живем… В несчастьях Скорины, его скитаниях по свету просматриваются судьбы многих его последователей. Это конденсированная формула белорусской кармы. В этом смысле пьеса и про Алексиевич, и про Михалка, и про всех тех, кто, скитаясь за рубежом, пытается прославить свое отечество…»
Насчет Михалка и Алексиевич… Есть все же разница. Если говорить об этой пьесе, то Скорину и на родине не понимают, и за границей не понимают. Он везде чужой. В Польше его называют русским, в России – поляком, в Германии вообще пугаются и разбегаются. Он родился лет на двести-триста раньше, чем нужно было. Такие люди бывают – это посланники сверху, божьи люди. Благодаря работе над этой пьесой я многое узнал и вдруг понял, что он действительно для своего времени не то что для ВКЛ, а для Европы был очень странным человеком – трудно понять, откуда он вообще взялся и почему занимался этим. Объяснение может быть только одно – он ниспослан какими-то силами. Он книги начал печатать лет на 70 раньше, чем в Москве, Библию перевел… Подумайте только, какая наглость! Взять и понатыкать в Библию своих портретов. Представьте, что будет, если прийти сейчас к издателю и попросить напечатать Библию со своей фотографией. А он это сделал! Не было фотографий – он гравюру разместил. Еще и с рекламными знаками. В хорошем смысле Скорина был авантюристом.
Я за свою долгую актерскую жизнь много раз участвовал в помпезных концертах, приуроченных ко Дню письменности, раз двадцать Скориной выходил на сцену. Это всегда берет на голове, 15-килограммовая книга в руках и пафосные речи «за радзiму». Вот ходил Скорина по земле и думал только о том, как продвинуть книги… Да он был нормальным человеком! Занимался этим делом, потому что любил его. Он был своего рода бизнесменом, но продвинутым. Он хотел делать дело, которое горело в руках, но, в принципе, потерпел крах. Обратите внимание, жизнь он закончил королевским садовником в Праге – не бомжом под забором. Он сел на нормальную зарплату и дожил свою жизнь в достатке. Он сдался.
Репетиция спектакля «Карьера Доктора Рауса»
Но он ведь не теряет надежду? Он верит в то, что зерно когда-нибудь прорастет…
Абсолютно! У нас очень патетически, с верой в светлое будущее заканчивается спектакль. Конечно, Скорина верил, что его дело получит продолжение. Но по факту после длинной-длинной жизни остались только какие-то считанные книжечки. Он сдался физически, но не духовно, решил дожить спокойно. Предел напряжения есть у каждого, иногда хочется всех послать и сказать: «Дайте мне спокойно умереть». Ты всю жизнь бился-бился, а в итоге это все почему-то никому не нужно. Печатание книг – это одна из фундаментальных разработок, без которых невозможно было дальнейшее развитие науки и цивилизации. А тогда все вокруг просто не понимали, зачем это делать, если нельзя было извлечь из этого выгоду.
В пьесе Скорина очень легко открещивается от национальности – если надо называться русским, он будет русским, если поляком, то поляком, литовцем – значит литовцем…
Он не знал, кто он. Он говорил, что издавал Библию на том языке, на котором говорили в Полоцке. Поэтому в ней были странные слова для русских, странные слова для поляков. Для него это было, похоже, неважно. Он как-то отмахивается от этого, главное – его дело. Для него всегда важнее были книги и знания, просвещение. А национальная принадлежность была вторична, он был интернационалистом. Он не знал, кто он, слова белорус тогда не было. Но любовь к родной земле у него была не на последнем месте.
«…як птушкі, што лётаюць у паветры, помняць гнёзды свае,
як рыбы, што плаваюць у моры і ў рэках, чуюць віры свае,
гэтак і людзі да месца, дзе нарадзіліся і ўзгадаваны ў Бозе,
вялікую ласку маюць…»
Эти его знаменитые слова очень пронзительны и проникновенны, это мог написать только очень светлый человек, человек, истинно любящий свою родину, названия которой он не знал.
Я видела репетицию сцены, в которой Скорина разговаривает со скриптором, которого хочет взять на работу. И в тексте актеров звучало слово «донос», я не помню, чтобы это было в пьесе…
Это мое уточнение, я усугубляю обстоятельства. К тому же скриптор, которого вы видели, это многоликий герой – он играет то скриптора, то печатника, то секретаря, то ахоўнiка. На протяжении всего спектакля он выступает оппонентом Скорины. Я объединил несколько героев в одного и выработал для него сквозную линию поведения – у меня он называется «файны хлопчык у галiфэ». Это такой развивающийся «стукачок», который дослужился до начальника королевской охраны. Поэтому некоторые тексты или какие-то обстоятельства я перестраиваю, это режиссерский месседж, который не противоречит позиции автора.
Репетиция спектакля «Карьера Доктора Рауса»
Для меня очень важно, чтобы в спектакле не было линейной повествовательности. Самое главное в театре – это конфликт и активное действие. А если получается «вот он пошел туда, вот он пошел сюда, а потом умер…», зрители уходят с холодными носами. В этом спектакле такого не будет. Автор на премьере, конечно, многому удивится, но он знал, кому отдает пьесу. Я не помню ни одного текста, который бы я поставил, не перетерев в мясорубке в большей или меньшей степени…
Да, я увидела в этом очень хорошее дополнение ко всем социально-политическим моментам пьесы. Все фразы вроде «Проблема в Москве – повод для гордости в Праге», сожжение книг, поведение милиции…
Да, кстати, сожжение книг – это еще одна подсказка, которую я использовал. На сцене будут шредеры, потому что огонь в театре запрещен, но это тоже абсолютно театральный ход.
Репетиция спектакля «Карьера Доктора Рауса»
В пьесе есть еще один момент, когда Скорина говорит, что «Листья тоже облетают. Зимой деревья спят. И может даже показаться, что они умерли. Но все будет не напрасно…» Я воспринимаю это как очень явные отсылки к социально-политической ситуации. В вашем спектакле это тоже артикулируется?
Да, этот текст остался, главный герой в финале говорит, что зима должна обязательно когда-нибудь закончиться, даже затяжная зима. Мы понимаем, что, возможно, не завтра, возможно, еще через 500 лет, но закончится.
Текст, о котором вы говорите: «Дзякуй за надзею. Чакаем на вясну, што хутка прыдзе, бо ёсць закон прыроды, i хутка ўзыдзе зерне, прадвесне зменiцца вясной маей радзiмы, i ўспомняць пра мяне. Маё маўленне, мой Бог, мой клопат стануць бачны людзям, i мiльёны скажуць услед за мной той моваю, за якую я бiўся. Зiма заўсёды сканчаецца, нават зацяжная, нават тая, што доўжыцца стагоддзямi. Чакаем на вясну».
Это текст, который последним звучит в пьесе.
