Екатерина Аверкова

Раньше Екатерину Аверкову называли одним из лучших минских режиссеров, после — могилевских, а теперь — белорусских. К первому периоду ее творчества относится спектакль «Ганя» Молодежного театра и получивший множество наград «Офис» Купаловского, ко второму — деятельность на должности главного режиссера Могилевского драмтеатра с 2010 по 2012 год и проект «Чтения», из которого появились «Одноклассники» и «Хозяин кофейни». Сейчас Екатерина ставит спектакли как в Беларуси, так и за рубежом. Одна из недавних работ «Красная шапочка» была поставлена в Могилеве, в прошлом году на «М.@rt.контакт» из Берлина приехал ее спектакль «Завядзёнка», а в этом — «Три раза король» из Франкфурта-на-Майне. Вокруг имени Екатерины сложился определенный миф: кто-то считает, что она уехала в Германию, кто-то — что ей «помогли» уйти из Могилевского драмтеатра. «Культпросвет» решил проверить слухи: Екатерина Аверкова рассказала нам о своей жизни, работе в Могилеве и спектакле, привезенном на «М.@rt.контакт».

О работе в Могилеве

У меня был контракт на пять лет с Могилевским драмтеатром и прекрасные отношения с труппой. Уехать пришлось по семейным обстоятельствам — если можно было бы взять театр с собой, я бы взяла. (Улыбается.)

Коллектив Могилевского драмтеатра дисциплинирован — это заслуга Андрея Федоровича Новикова (директор театра — прим. «Культпросвет»). На репетиции артисты всегда приходили вовремя, потому что знали: если опоздают — их лишат премии. Что касается меня, то я вносила дисциплину в творческий процесс: артисты не могли репетировать «с бумажками», не выучив текст.
Мы постоянно занимались теоретическим образованием: актер, как и любой другой профессионал, не должен быть довольным всю жизнь, лишь закончив академию искусств. В театре стимулировалась передача опыта. Была открыта студия, где занимались как ребята, которые оканчивали могилевское училище искусств и уже числились в составе труппы, так и люди «с улицы». Мы проводили лекции, смотрели фильмы и спектакли, организовывали встречи с опытными артистами театра. Приглашали на чай Григория Яковлевича Белоцерковского, например, и молодые актеры могли задать ему любой вопрос. Женя Корняг проводил свой мастер-класс, с Аленой Игрушей артисты создавали костюм «из ничего». Целью такой студийной работы было не только повысить профессиональные навыки, но и убрать разрозненность театральных цехов — для меня это одна из проблем белорусских театров. Часто, придя к бутафорам, можно услышать: «Сделали мы вам ваши декорации». Подобное меня приводит в бешенство: это не мои декорации, мы с вами делаем наш спектакль, наши декорации. В Могилевском театре на тот момент это исчезло — все делали общую работу.

О рабочем процессе и принципах

В среднем на постановку в приглашающем театре дается около двух месяцев. В коллективе должно быть взаимоуважение. Если в нерабочее время актер выпил, а к репетиции не пришел в нормальное состояние, то этот человек не может работать.

Мне нравится, когда на репетицию приходят люди — изучаю их реакцию, но наблюдать стараюсь тайком. (Смеется.) Мне интересно, когда знакомые звонят на следующий день: самое важное — мысли, оставшиеся у них в голове. Мой сын присутствует на некоторых репетициях, это проверяющий детских спектаклей. (Улыбается.) Муж приезжает в основном на премьеры, исключением становится совместная работа, когда он помогает аранжировать мою музыку.

О новом спектакле «Три раза король»

Я участвовала в семинаре международной театральной организации ASSITEJ, где в течение десяти дней 30 режиссеров и театральных менеджеров из 17 стран мира взаимодействовали друг с другом. Он проходил на базе театра «Зеленый соус» (Франкфурт-на-Майне, Германия), и в итоге этот театр выбрал меня для постановки спектакля.

На тему королей натолкнули сказки «Про королей и вообще» Артура Гиваргизова. Я читала их немцам, но они не поняли. А на декорации — книга «Маленький король Декабрь» Хаке Акселя. Это философская сказка про маленького короля, жившего за плинтусом у писателя, у которого был стеллаж с коробочками, где хранились сны — перед тем как лечь спать, он ставил ее возле себя и никогда не знал, что ему приснится сегодня. Это послужило основой для фантазии при подготовке сценографии: стены и дверцы, из которых выглядывают сны, подушки и пижамы королей. Для истории мы собирали документальный материал: взрослые продолжали мысль «если бы я был королем, я бы…», а дети рисовали рисунки, позже повлиявшие на сценографию. Когда информация была собрана, оказалось, что и дети, и взрослые мечтают об одном: иметь все в достатке. Дети говорили о ваннах конфет и шоколада, взрослые — о ваннах с шампанским. Мир их желаний — совершенно эгоистический мир, который крутится вокруг персоны короля. И только подростки писали о демократических реформах и изменениях, это совершенно другой подход к вопросу. Обращаясь к повести Генрика Сенкевича, можно вспомнить, что революцию делают люди до 23 лет, дальше они становятся либо консерваторами, либо идиотами.

Поэтому возник вопрос об аудитории спектакля, и театр решил, что ему нужнее постановка для детей — в итоге мы стали работать с королями-эгоистами. Поднимали вопросы, сколько у короля друзей, что такое власть, как ей распоряжаются — так появился набор скетчей, которые объединились в спектакль. От текста отказались не сразу, но если передавать какие-то значимые идеи с помощью слов, то это уже спектакль для подростков.

Меня попросили сделать постановку специально для трех актеров, 30 лет назад они создали театр «Зеленый соус» и давно не играли вместе. Я приезжала туда в течение полугода, мы вместе фантазировали, пробовали создавать эпизоды этюдным методом — и произошел симбиоз персонажей с артистами, с их личной историей существования в этом театре. Синий король — эгоистичный, «тормозящий», у красного всегда беспорядок в офисе, зеленый — это король-изобретатель, самый скромный из всех.

О фестивальном показе

На «М.@rt.контакте» мы столкнулись с трудностями. У артистов возникли проблемы с таможней, и всю неделю мы их решали. После этого они по-другому восприняли сцену с печатями, сказав мне о том, что теперь им понятно, что такое бюрократия. (Смеется.) У нас не было репетиций, и в спектакле получилось много технических накладок. Такого «грязного» показа никогда еще не было — после него мы были в депрессии, но решили, что не стоит убиваться.

До этого «Три раза король» мы показывали немцам, французам и сирийским беженцам. Реакции детей похожи, но везде были свои нюансы. Сцены войны между королями, когда те кидаются человечками, для сирийских детей были понятны и болезненны. После окончания спектакля дети обычно бегут на сцену, смотрят, как все устроено, трогают реквизит — так было и в Могилеве, мы с удовольствием показываем внутренние механизмы.

О спектаклях для детей

После могилевского обсуждения спектакля я не могла понять, почему некоторые критики относятся к детям, как к идиотам. Конечно, взрослым больше нравится приходить к сложным умозаключениям, отсюда и такая популярность концептуального театра. Дети же ощущают сердцем, их сложно обмануть словами, поэтому детские спектакли — это классная режиссерская проверка. Для этого надо любить людей: чем меньше в тебе эгоизма, тем проще поставить детский спектакль, а чем больше копаешься в экзистенциальных проблемах, тем сложнее. Мне интересен возраст от пяти лет, когда дети начинают обманывать, пользоваться логикой, осознавать комичность ситуаций.

Почему в Беларуси не очень развито направление театров для детей? Это связано с условностями, выработанными десятилетиями: например, существует стереотип, согласно которому, окончив школу, ты обязан поступить в институт. На Западе люди сначала познают свои интересы, у нас же не хватает сознательного выбора. Также существует постсоветская боязнь разговора с подростком на интересующие его темы: мы почему-то считаем, что ему можно посмотреть спектакль про Машеку, но про тестостерон нельзя. В эпоху Интернета подобные запреты выглядят смешно. Мне кажется, с подростками надо говорить о прыщах, например. Представляете, какая для них это трагедия? Я помню этот период, чувствуешь себя ущербным. Они боятся быть толстыми, некрасивыми, неправильными, у них пока еще непропорциональные тела — важно разговаривать с ними про это, но только правдиво. В Европе популярны интерактивные спектакли: подросткам хочется проявить свой голос. Сейчас в Беларуси становится модным театральное движение, связанное с детьми. Как правило, мероприятия организовывают люди, у которых есть маленькие дети. Возможно, когда те станут подростками, начнется мода и на подростковый театр.

О пластике и музыке в спектаклях

Последние спектакли складывались с учетом запросов коллектива. «Хозяин кофейни» Могилевского драмтеатра был текстовым, «Красная шапочка» тоже. К пластическому театру у меня персональный интерес. Например, «Завядзёнка» театра Nimu рождена из физических упражнений: благодаря музыкальной составляющей движения обрели иллюзию танца. Для меня важны эксперименты с музыкальным, пластическим, драматическим ритмом.

В «Красной шапочке» хореографом был Женя Корняг. Мы с ним давно дружим, и я рада его режиссерскому успеху. Периодически мы работаем вместе: в конце 2012 года в театре «Марабу» (Бонн, Германия) выпустили совместный спектакль «Песочный человек» — парафраз Гофмана. Нас пригласили с мастер-классами на фестиваль в Бонне и в итоге предложили поставить спектакль. Мы с Женей решили ставить вместе, определились с материалом, который заинтересовал и меня, и его, и театр. Полномочия не распределяли, на репетициях работали вдвоем.

Музыку к своим спектаклям обычно пишу сама. На «Три раза король» собирались пригласить специального человека, но на репетициях я наигрывала мелодии на маленьком пианино, и мы их оставили.

О жизни

Когда я приехала на «М.@rt.контакт», мне столько нового сообщили о моей жизни. (Смеется.) А почему бы не спросить у меня, если интересно? Я живу в Беларуси, но не в Минске. Уехала не для того, чтобы абстрагироваться от культурной жизни, — просто люблю деревню. Это сознательный выбор и это не попытка убежать от чего-то. Наоборот — шаг к освобождению от условностей, о которых мы говорили до этого. У нас в жизни мало одиночества в хорошем смысле этого слова, времени для себя, а если его нет, то вы живете не своей жизнью, а тем, что на вас влияет. Мое отношение к работе и жизни поменялось, и кажется, что я становлюсь честнее.

Согласилась бы я сейчас на должность главного режиссера? Наверное, нет. На постановки — да. Если бы меня спросили о миссии режиссера лет десять назад, я бы много рассказала. Всю жизнь была максималистской, верила, что научу людей жить с помощью спектаклей, — постсоветский идеализм. Сейчас все по-другому, я нахожусь на этапе  «прихода к себе». Стоило организовать жизнь вдалеке от людей, чтобы начать их больше ценить.