Редакторы журнала «Культпросвет» и портала bomba.by встретились с Ольгой Лабовкиной, чтобы обсудить непростые вопросы современного танца. Пока не утих пластический бум фестиваля «ПлаSтформа», предлагаем вместе найти ответы на «Как понимать?», «Зачем смотреть?» и «Где искать логику и сюжет?».
Ольга Лабовкина – танцовщица, хореограф, перформер, выпускница Академии Русского балета имени Вагановой (г. Санкт-Петербург), создательница театра танца KARAKULI
В ожидании зрителя
Понимание современного искусства требует усилий от обеих сторон. Очень часто художник не заботится, как его работу воспримет публика. Он экспериментирует, и это главная цель. Однако мы существуем в неразрывной связи со зрителем и работаем с его восприятием, как со своим.
Важно и позиционирование. В Европе публика подготовлена теоретически хотя бы минимально. Там на наших показах никто не удивляется сценическим экспериментам, однотонным движениям. Авторам можно не беспокоиться, объясняя концепцию и название. А приеду я в деревню Бяздзедавічы с перформативной работой, что, в принципе, возможно… Придется лекцию прочитать, прежде чем выйти на сцену.
Что я могу советовать зрителю? Быть открытым, расширять восприятие, а не подгонять увиденное под свою систему взглядов.
Познакомиться с терминами. Ориентироваться в названиях, чтобы не разочаровываться, ожидая балетных па.
Считаю, что функция авангардного искусства заключается не в развлечении. В моем понимании задача его – исследовать штампы восприятия, реорганизовывать привычные взаимосвязи. Осуществлять это непросто в обществе, где сильны традиции. Бывает, после выступления приходит к нам балерина и говорит: «Я здесь танца не увидела…» Мы тогда долго спорим, что же такое танец.
Ситуация меняется, но довольно медленно. Потому что до сих пор мы не заявлены как творческие коллективы, которые стоит замечать. То, что существует современная хореография в Беларуси, доказывает фестиваль IFMC в Витебске на протяжении долгого времени. Но направление его – модерн, джаз-модерн, в последнее время появляются элементы шоу. Мне это чуждо. Однако критиковать фестиваль не стану, потому что выступаю за многообразие.
То, что появилась «ПлаSтформа», прекрасно. Фестиваль имеет свой почерк, но понимание танца ближе к пластическому театру. А есть и другие разновидности, которые не впишутся в «ПлаSтформу».
Мое понимание современного танца субъективно. Способы и приемы композиции ближе к изобразительному искусству, кино, фотографии, нежели драматургии театрального действия. Для меня это абстрактные визуальные картины, симультанная подача информации с помощью движения и визуального ряда. Необязательно выстраивать сюжетную линию, искать нарратив.
Художники-абстракционисты работают с формой, ритмом, композицией… То же и в современной хореографии. Я разговариваю со зрителем, но делаю это другим способом.
Современный танец синтетичен. Он вбирает разные приемы, стили, жанры. Автор строит композицию работы, продумывает драматургию восприятия. И если это получается, внимание зрителя скользит от предмета к предмету. Прекрасно, когда содержание работы открывается аудитории через некоторое усилие с ее стороны, но оно не должно быть банальным или заумным. Важен баланс между крайностями. В этом случае публика испытает удовольствие и от своей проницательности. Возможно, мой главный совет зрителю – открыть себя другим формам, воспринимать танец как картину, фотографию, запечатление момента, который может развиваться во времени, повысить чувствительность, понизить рациональность.
Художник использует реальность как строительный материал. Мы можем наблюдать людей и предметы, но то, как они расположены в кадре, как мастер их видит, какие взаимосвязи выстраивает, – суть картины. Мы не ждем здесь достоверности – мы ждем метафоричности, силы образов, оригинальности.
Для меня в современном танце и искусстве в целом на первый план выходит то, как мы делаем, а не что мы делаем. Например, Вырыпаев говорит, что может поставить высокодуховный спектакль о пластиковой бутылке. И я не сомневаюсь в его словах. Всё между строк, в мелочах, нюансах.
Чувство зрителя
С наших выступлений люди не уходили, хлопая дверями. Я такого не помню. На постановках коллег подобное наблюдала. Может, когда нахожусь на сцене, не могу видеть всего, что в зале происходит, что там комментируется и насколько бурно. Но чаще чувствуется, как зал реагирует. Ощущаешь его настроение, заряженность или, наоборот, просаженную энергию.
Неадекватно реагируют на обнаженность. Существует штамп, что тело обязательно связано с сексуальностью и даже пошлостью. В то время как для меня это один из инструментов для работы.
Я даже маму пригласила, хотя она старой советской закалки. (Смеется.) Ей было нелегко воспринимать наши эксперименты, но она сказала через пять минут, что перестала обращать внимание, а видела происходящее в целом.
Признание не является показателем качества
Что касается профессиональности, не думаю, что в сфере современного танца возможно образование в Беларуси. Конечно, оно помогает раскрыться художнику, но это не показатель. Мне видится гармоничным развитие, когда собственный опыт расширяется и подкрепляется теоретической базой. Мы не можем знать наверняка, какой дорогой придем к результату. Для меня современный танец в первую очередь носит исследовательскую направленность, он возникает не из желания что-то продемонстрировать, показать в удобной упаковке.
Да, мы самодеятельны. В общепринятом понимании этого слова. Мы самостоятельны, у нас нет инвестора, площадки, ставок. Образование есть у многих. Но кто сказал, что программист не может быть хорошим танцором, если он занимается этим с детства? Институт культуры наш выдаст диплом, что он достоин танцевать в престижных компаниях, чтобы его приняли на работу? Нет, он сам себе диплом. Опыт работы – вот его диплом.
«Главный совет зрителю – открыть себя другим формам, воспринимать танец как картину, фотографию, запечатление момента, который может развиваться во времени»
Статус профессионала
Не знаю, для кого важно такое разграничение, кто и что в него вкладывает. Главный критерий – результат. Увидев работу, я могу понять, насколько профессионально она сделана. Да, критерии оценки современного искусства размыты, поэтому, конечно, важно составить более полное представление: с какими хореографами человек сотрудничает, в каких проектах участвовал, у кого учился, от чего к чему пришел и куда направлен. Поскольку современным танцем занимаются люди с междисциплинарной подготовкой, мне интересно, о чем они думают, как рассуждают, что исследуют.
Образование дало мне сомнение. В какой-то момент я потерялась, потому что разрушились прежние стереотипы и ориентиры. Как в фильме «Убей своих любимых». Он про историю писателей поколения битников – Гинзберга, Керуака, Берроуза. Убийство любимых идеалов, взглядов наставника в себе, ориентиров – нет ничего прочного, на что всегда можно опереться. Такое убийство – серьезный и нелегкий шаг к внутренней свободе. Очень важна интуиция. Ударившее в душу впечатление – тонкая вещь. Возможно, знак. Ведь зачастую мы не можем определить, почему нам что-то нравится, почему мы любим кого-то, хотя по набору качеств другой лучше… Думаю, диалог художника с собой – ключ к осознанию своего пути, разработке стиля, почерка.
О магистерской программе в Академии Вагановой я узнала за десять дней до завершения подачи документов. Хотела развиваться и не сомневалась в принятом решении. Расширилось мое понимание танца, мое ощущение движения. Думаю, я более осознанно стала двигаться. У меня было много вопросов, хотелось рассматривать композицию танца. Потому что я понимала: красиво двигаться – это еще не самое главное. А вот выстраивать танец таким образом, чтобы подключались разнообразные стороны восприятия, работать с многослойностью – это мастерство.
Движение естественно. Вопрос в том, насколько осознанно я работаю с телом, когда присутствую на сцене. Насколько четко нахожусь в задаче. Мое тело – прекрасный инструмент для получения опыта, восприятия окружающего мира.
С появлением интернета телесность исчезает из пространства. Об этом еще Маклюэн говорил. В двухмерном экранном мире случайная необходимость тела не есть ли самый настоящий дар, безответный и невосполнимый? Не есть ли это и парадокс вместе с тем? Если я экспериментирую с телом, его опытом, устройством, тонкой организацией, могу ли я называть это танцем? Могу ли рассчитывать на то, что такой танец будет воспринят?
