– Однажды я, как обычно, заглянула в галерею «Ў» и там увидела книгу, название которой мне понравилось сразу, с первого взгляда. У меня было не очень много времени, поэтому я (хотя так обычно никогда не делаю) купила книгу по названию, даже не открыв. Пришла домой, прочитала стихи и влюбилась. Вообще, тексты к песням я пишу сама, не использую чужие. Было лишь два исключения: стихотворение Андрея Хадановича, очень близкое по духу и настроению моим детским песням; и стихотворение Всеволода Стебурако. Я нашла автора книги, на стихи которого написала песни для новой программы, и представлю этого человека на концерте 14 апреля.
– Можно немного истории группы Sounduk из первых уст?
– После того как группа «Детидетей» распалась, мне казалось, что ничего не может быть хуже этого. Я долгое время рыдала по несколько раз в день. А потом узнала, что жду ребенка и мне нельзя нервничать. И в одну минуту мне стало понятно, что все ерунда: проекты, театры – да простят они меня.
Я успокоилась, и потом, уже ясным взглядом, увидела друзей – Юлю (Юлия Глушицкая – виолончель – прим. Культпросвет), Андрюшу (Андрей Сапоненко – барабан – прим. Культпросвет), Пашу (Павел Чимбаевич – бас – прим. Культпросвет) – которые играли в «Детидетей», увидела, что они по-прежнему ждут меня. Были смешанные чувства – растерянности и ощущение того, что я не могу, у меня нет сил, мне страшно. А ребята мне сказали: «И нам страшно».
Потом мы отыграли свадьбу с Сережей (Сергей Руденя – муж Анны, актер театра Янки Купалы – прим. Культпросвет), поехали в свадебное путешествие и я, меньше чем за месяц, написала десять песен. Тексты и музыку. Когда приехала, позвонила всем и предложила собраться.
Мы репетировали просто взахлеб, но при этом не спеша, очень хотелось сделать все красиво. Вот так мы сделали Sounduk. Не могу сказать, что всё глобально изменилось по сравнению с «Детидетей». Да, нет Миши (Михаил Зуй – гитара, бэквокал группы «Детидетей» – прим. Культпросвет) и Сени (Дима Есеневич – гитара группы «Детидетей» – прим. Культпросвет), которые приносили песни — мы были лучшими друзьями, с ними всё сложно и не сложно… Но есть остальные ребята – они со мной, они верят в меня по-прежнему, и мне от этого тепло.
– Часто ли появляются новые песни?
– Поклонники группы говорят, что слишком часто. Советуют играть одну и ту же программу. Новые песни собирать, а потом представить уже другую, новую программу. А я так не могу – если написала песню, я должна спеть ее. Так что мы всё неправильно делаем с точки зрения музыкального продюсирования. Зато честно, по-человечески.
– Обновленный театр, новые роли… Актриса Анна Хитрик – прежняя или в чем-то другая?
– У меня отношение к театру несколько изменилось, но я его все так же люблю, потому что любить нельзя больше или меньше, люблю людей и приветствую очень многие перемены. Мне, конечно, жалко, что сегодня в моем репертуаре нет Яновской, Джулии, Ивонны, но я понимаю, что спектакли должны уходить, должны меняться роли.
Считаю, что лучшего худрука, чем Николай Николаевич Пинигин, быть не может. Мне часто говорят: «Ведь именно при Пинигине ты стала меньше играть, у тебя сократился ряд ролей». Но ведь художественный руководитель – не покровитель какой-то одной актрисы. Это человек, который поднимает театр, благодаря постановкам, отбору режиссеров, актеров, художников.
«Дон Жуан»
Наш театр цветет – у нас всегда аншлаги. Думаю, что человеку на посту худрука – кроме того, что он должен быть талантливым и до безумия трудолюбивым – еще совершенно необходимо любить этот театр.
Я человек адекватный, у меня нет любви к себе типа: «я и только я должна «звездить». Слава Богу, у меня есть Sounduk, музыка, в которую я полностью ухожу. Возможно, поэтому не реагирую болезненно, когда не меня приглашают на ту или иную роль в театре.
Я хорошо помню свое состояние в период, когда у меня было много ролей здесь, в Купаловском, и одновременно в СХТ, плюс преподавание в школе. Я работала очень много. Психологически было тяжело, особенно во время работы над непростыми ролями в спектаклях «Баллада про любовь» по книге Василя Быкова, «Ивонна, принцесса Бургундская» по произведению Витольда Гомбровича, «Дикая охота короля Стаха» по роману Владимира Короткевича, тогда бывали и нервные срывы.
«Дзікае паляванне караля стаха»
Но жизнь течет, происходят разные события – у меня появился муж, ребенок, и всё стало на свои места. Семья – это самое главное. Ты сидишь, например, простуженная, с сорванными связками или больной спиной, или еще какими-нибудь «театральными» болезнями, играть не можешь, даже разговаривать трудно – и всем на это плевать, кроме твоей семьи.
Знаете, многие артисты – очень одинокие люди, и, когда перестают играть, становятся никому не нужны. Сначала все говорят, что, да, хорошая была актриса/актер, а через дня три находится замена, и о них забывают. Незаменимые люди есть, незаменимых профессионалов нет.
– Недавно состоялась премьера спектакля «Дон Жуан» по пьесе Мольера в Купаловском театре. Как работалось в постановке Анатолия Праудина?
– Режиссер по-своему интерпретирует Мольера, поднимает серьезные темы. Сейчас у нас время такое страшноватенькое: много пошлости, неверия, зла. И кого интересует сегодня, что какой-то обольститель соблазнил каких-то дам. Ну и что? Никого этим не удивишь и не зацепишь. У Праудина Дон Жуан как бы провоцирует Небо: а что ты для этого человека сделал, а я вот сделал – любовь подарил. Кто-то из героев идет за Дон Жуаном, кто-то остается после него. У меня в спектакле небольшая роль Шарлотты.
«Дон Жуан»
– Как вы относитесь к актуализированным спектаклям?
– Я отношусь хорошо, если режиссер знает, что он ставит и почему. Можно «вбахать» деньги в проект, и сценограф будет хороший, и актеры будут выкладываться, а спектакль в результате получится ни о чем. Некоторые исторические сюжеты просто не могут воздействовать на современных людей. Их надо читать, но нельзя ставить.
Театр – это не сериал по телевизору, когда ты можешь отлучиться к холодильнику, а он все будет бубнить и бубнить. По-прежнему, с помощью нашего искусства мы стараемся очистить людей, научить чему-то. Хотя артисты могут, конечно, обмануть, преподнести глубокую историю, как развлечение – чтобы мальчик-школьник сказал: «о, какая развлекуха» – но при этом вынес после спектакля все-таки какую-то важную тему, которая будет его тревожить, над которой он будет думать. В этом тоже умение режиссера.
А можно сделать и наоборот. Сказать: «Ребята, я придумал, как сделать Гамлета современным. Нужно надеть на всех темные очки, латекс». А что дальше? А зачем, почему ты берешь исторический сюжет и переделываешь? Что ты нашел в этой истории, какие параллели проводишь с нашим временем? Надо глубоко копать, если хочешь поставить историческую пьесу на современный лад. Режиссер должен быть очень умным человеком.
– Телевидение, кино, интернет – у театра немало конкурентов. Теряет ли театр свои позиции, может ли он исчезнуть когда-нибудь?
– Я не думаю, что театр когда-нибудь исчезнет – если только не превратится в развлечение. Я сравниваю театр с книгой, печатной книгой, которую не заменит для меня электронный вариант. Если кто-нибудь подарит мне электронную книгу, он сделает бесполезный подарок, потому что я не смогу ее читать. Конечно, я пользуюсь компьютером и отправляю сообщения с мобильного телефона, но ничего не заменит живого взгляда, общения или, например, живой музыки. Сходить в филармонию или послушать диск? Конечно, сходить в филармонию.
Это, конечно, субъективно, не все со мной согласятся. Я помню, во время одного из спектаклей, когда я играла Ивонну, две женщины в первом ряду, видимо, перепутали спектакль с телевизором. И, глядя на меня с такого же расстояния, как мы с вами сейчас разговариваем, спорили о том, как я делаю так, что у меня текут слезы. Им было невдомек, что я действительно плакала на сцене. Шушукаясь о том, что артисты, наверное, луком мажутся, одна из них поднесла телефон почти к моему носу и фотографировала. Мне хотелось в тот момент сломать этот телефон.
«Офис»
– Вы действительно видите зрителей, сидящих в зале? Бывает ли так, что вы забываете обо всем на сцене, входя в образ?
– Мы слышим зал. И зрение у меня единица. По поводу перевоплощения на сцене – я никогда не думаю во время спектакля, что я Анна Хитрик, только когда меня фотографируют, поднося фотоаппарат к лицу. Если не «одевать» на себя образ на сцене, я бы и половины роли не сыграла. Вживаться в образ – это профессионально.
Если бы я играла Аню Хитрик–Яновскую, я бы с ума сошла. Другое дело, что я должна чувствовать партнера, видеть свет, знать свои задачи. Четко понимать, что персонаж может себе позволить, а что нет. В спектакле «Кабаре» мне нужно петь полуголой в первом номере. В реальной жизни я бы себе такого никогда не позволила, я крайне скромный в этом отношении человек.
«Местачковае кабарэ»
Когда в «Сымоне-музыке» надо было раздеться, я три дня дома плакала. Но если твой персонаж должен быть с прямой спиной – значит, нельзя позволить себе некрасивую осанку в течение всего спектакля, если даже в жизни ты сутулый, надо перевоплощаться.
Это, как солдат – если он стоит на посту, он не падает в обморок, не засыпает, потому что натренирован. А вот в жизни я не могу воспользоваться тем, что умею играть. В жизни я ничтожная актриса – не могу спрятать эмоции или скрыть, что мне что-то не нравится. Не могу специально заплакать. У меня всегда написано на лице, когда меня кто-то раздражает, потому что, если я еще и не на сцене начну играть, это будет перебор.
«Пінская шляхта»
– Есть спектакли или образы, после которых долго восстанавливаешься?
– Все спектакли, о которых мы говорили с вами. Каждая роль – это, конечно, эмоциональная нагрузка, каждый раз отдаешь много энергии. Поэтому после спектакля нужно время, чтобы восстановиться. Если говорить о концертах, я чувствую себя счастливой, я выхожу на сцену, даю себе установку, что не могу быть расслабленной. Никого не интересует, устала я или нет, есть голос или нет, ведь люди купили билет.
Я никогда не знаю, что я буду говорить, буду ли говорить вообще и как спою ту или иную песню. Но я такая счастливая, в слезах или совсем наоборот, эмоции сменяют друг друга просто со скоростью света. И вот мы отыгрываем концерт, я готова обнять всех, а потом, в какой-то момент – щелчок, и мне надо срочно сесть, я начинаю буквально «стекать», а потом мне просто нужно спать.
– Очень часто гостей из других стран в Минске ведут не в драматический театр, а в оперный или музыкальный, мотивируя это тем, что гости ничего не поймут из того, что говорится на сцене. Какие можно привести контраргументы?
– Когда человек из другой страны приезжает в Беларусь, он идет в музеи, галереи смотреть на работы белорусских художников, покупает белорусские сувениры. Не пойти в белорусский театр, по меньшей мере, странно.
Наш театр – это достопримечательность, часть белорусской культуры, к тому же, здесь работают замечательные актеры. А по поводу языка, вспоминаю один из фестивалей «Панорама», тогда к нам приезжал литовский театр. Во время их спектакля не было подстрочников – но зрители всё поняли, всё приняли, все аплодировали и плакали.
Разные страны отличаются друг от друга, в первую очередь поведением людей: как они смотрят, как с тобой разговаривают. Когда мы ездим за границу, я все время удивляюсь – какие мы все разные. Но при этом и в жизни, и в театре все самые важные истории понятны на любом языке.
