В спектакле, позиционированном как первый национальный мюзикл, интересный и неоднозначный результат дает отказ от создания строго исторического действия, позволивший постановщикам свободно интерпретировать события и сделать акцент на романтику и любовь
В основе «Софьи Гольшанской», чье создание, по словам композитора, началось благодаря монете с изображением супруги Ягайло и родоначальницы польской королевской династии Ягеллонов и длилось около семи лет, лежат вполне реальные исторические факты. Ягайло и в самом деле изначально должен был жениться на сестре Софьи, красавице Василисе, также реальностью были и сомнения в отношении отцовства короля. Эти факты, достаточно скупые, либреттист Елена Турова превратила в историю о любви, предательстве и верности, трактовав тему, как свою версию известного средневекового сюжета о Тристане и Изольде.
Турова предложила альтернативный вариант развития событий: вместо молодого влюбленного в Софью воина Ганчи (Тристана) возлюбленным красавицы по воле судьбы становится благородный, но несчастный в любви и жаждущий ее Ягайло (король Марк). Во всей этой истории роль судьбы или ее перста играет Ведунья: именно она предсказывает Софье и великое будущее, и то, что ее лик будет выбит на монетах (так ненавязчиво делается намек на историю создания музыки), а также вручает красавице белорусский вариант любовного напитка – цветок папоротника.
В подобной истории для драматизма, эффекта и равновесия нужны и отрицательные персонажи. В первую очередь это канцлер Уго, который представляет собой своеобразную персонификацию темных сил, злобный шут (куда же без шута при дворе!) и сестра Софьи Василиса, обманутая в своих ожиданиях трона и отверженная любимым ею Ганчей. На любви, ненависти и зависти этих героев и зиждется вся интрига «Софьи»: Василиса любит Ганчу, Ганча любит Софью, Софья – Ягайло (к счастью, взаимно), а Уго (если воплощение темных сил вообще способно на подобное чувство) – Польшу и посему страстно желает освободить трон от «пся крэв», «проклятого литвина» Ягайло и его потомков.
Сюжет достаточно прост, без посягательств на монументальность и попыток поднимать какие-либо важные исторические или философские вопросы. Именно поэтому отдельные номера и видеопроекция в начале спектакля, которые имеют несколько патетическое звучание, выглядят не слишком органично. В целом же приятный зрению и слуху спектакль в отношении режиссуры (режиссер Михаил Ковальчик) пока не оставляет того целостного впечатления, при котором все происходящее на сцене воспринимается как единый и неразрывный поток действия.
Первый акт немного напоминает конструктор, собранный из отдельных номеров, часть которых не имеет явных логических связок и переходов. В основном это касается «народных» купальских сцен, придающих спектаклю тот самый национальный колорит. Но больше всего огорчает, что одна из ключевых сцен – коронация Ягайло купальским венком с цветком папоротника, сцена зарождения волшебства любви, просто смазана. Момент чуда теряется где-то в пространстве-времени. А вот второй акт, напротив, своей целостностью и динамизмом оставляет приятные впечатления и держит зрителя в напряжении, особенно во время массовых сцен.
Сама эстетика мюзикла, как правило, подразумевает определенную зрелищность, в создании которой исключительную роль играют сценография и костюмы. Что касается сценографии «Софьи Гольшанской», то она отлично вписывается в концепцию романтической мелодрамы. Сценограф Андрей Меренков достаточно простыми средствами создает узнаваемый образ средневекового замка: задник-занавес, кулисы и некое подобие супер занавеса, имитирующие решетки и кованые двери, создают точную атмосферу и остаются неизменными декорациями на весь спектакль.
Дополняют образ гербы Гольшан и Польского Королевства в зависимости от места действия, а также конные рыцари. Просто, но эффективно разрабатывает художник и планшет сцены. На нем располагается наклонный станок-помост, трансформации которого превращают зал замка в тюремные подвалы. Интересно в работе Меренкова и то, что он использует фактуру материалов.
Деревянный помост и холодный блеск рыцарских лат дают совершенно определенную отсылку к романтике средневековых легенд, времени, когда основными материалами были дерево, камень и металл. Некоторое неприятие вызывает решение сцен Купалья, в которых все же хотелось бы большего ощущения открытого пространства, чему несколько мешают «кованые» кулисы, хотя использование стилизованных солярных изображений, которые напоминают плетеные из лозы изделия, очень ясно очерчивает время действия и придает ему колоритности. Вообще сценография в «Софье Гольшанской» является одним из наименее спорных элементов. Вписываются в общую картину и костюмы Татьяны Лисовенко.
Художник использует как силуэты исторического костюма и популярное в средневековой моде сочетание двух цветов, так и довольно условные, приближенные к современным формы. Визуальное воплощение в костюме нашла и одна из тем мюзикла – тема предательства и интриги: при дворе короля маски носят все, красная маска-шлем венчает голову Уго, маску после предательства одевает Василиса. Характеристика персонажей по традиции находит отражение в колористическом решении их костюмов. Так, Софья носит светлый наряд и красно-белое платье (цвета Польской Короны), в белом появляется и Ягайло. Василису же художник наряжает в глубокие темно-зеленый и багрово-красный, темно-фиолетовый и серый с мефистофелевским черно-алым плащом наряд создается для воплощения «темных сил» Уго.
Что касается непосредственно самих персонажей, то они достаточно традиционны, но каждый исполнитель придает им свое звучание. Пожалуй, самым идеальным и однозначным героем является Ганча (Евгений Ермаков). А вот образу Софьи каждая из двух молодых исполнительниц (роль исполняют недавняя выпускница БГАИ Екатерина Мощенко и студентка БГАМ Ольга Железская) придают разные оттенки. Обе Софьи вокально уверены, но у Ольги Железской Софья, скорее, молодая женщина, а не юная девушка, она немного поверхностна, здесь, видимо, сказывается нехватка сценического опыта, которая выражается и в некоторой суетливости. Софья Екатерины Мощенко – более цельный образ, она нежная, глубоко любящая, порывистая и бесстрашная девушка. Особенно ярко это раскрывается в сцене в тюрьме во втором акте. Разными предстают и два короля, Антона Заянчковского и Виктора Циркуновича.
Ягайло в исполнении Заянчковского заставляет поверить, что и без волшебства Софья могла полюбить такого короля – уверенного, исполненного достоинства. У Циркуновича того самого «королевского достоинства» немного меньше, а вот сомнения больше. Если в финале сцены в тюрьме последняя фраза Ягайло-Заянчковского предсказывает счастливый исход событий, ведь король своей волей может все, то у Циркуновича слышится больше отчаяния от невозможности спасти Софью от последнего испытания – суда.
Усиливается либо ослабляется «волшебный» колорит мюзикла в зависимости от исполнителя роли Уго. У Олега Прохорова канцлер предстает вполне земным и его слова о судьбе Польши воспринимаются довольно органично. А вот у Дениса Немцова «демонизм» Уго, заявленный постановщиками, очевиден. Правда подобная инфернальность делает мотивацию самой интриги против Софьи несколько нелогичной, ведь если канцлер воплощение «темных сил», то зачем ему такая мелочь, как польский трон? И наконец, персонаж, на действиях которого, по словам самих постановщиков, завязана вся интрига – Василиса. На пресс-конференции Михаил Ковальчик отмечал, что особый интерес во всей истории вызывает именно то, как эта «добрая девочка» стала предательницей.
Несмотря на кажущуюся очевидность классической «злодейской» сути Василисы, она злодейкой не является. Более сложным и многогранным видел этот образ и композитор, наградивший Василису самой, пожалуй, яркой и запоминающейся музыкальной темой, которую также можно назвать темой измены. Роль исполняют две опытные артистки театра – Маргарита Александрович и Лидия Кузьмицкая, занятые в основном в классическом репертуаре. Василиса помогла посмотреть на этих исполнительниц с новой стороны. Так, у Александрович Василиса импульсивна и порывиста, очень эмоциональна и именно в порыве чувств она идет на предательство, но есть в ней кроме ревности и сомнения в своем выборе, раскаяние и любовь. Пожалуй, Василиса, является самым живым и ярким характером мюзикла, в чем велика заслуга исполнительниц этой роли.
«Софью Гольшанскую» постановщики назвали первым национальным белорусским мюзиклом и это, наверное, справедливо, но с одной оговоркой. В национальном мюзикле хотелось бы слышать белорусский язык не только в отдельных номерах, но и в речи персонажей, и не только для того, чтобы сделать постановку окончательно «национальной», но и для того, чтобы избежать некоторого ощущения раздробленности. В конце концов, если зрителя начали приучать к национальному продукту с легкой романтической мелодрамы с историческим колоритом, то почему бы не начать приучать его слышать белорусский язык в музыкальном театре? Ведь давно уже известно, что в развитии театра возможны два пути: идти вслед за зрителем и его вкусами либо воспитывать зрителя и подтягивать его (и свой!) уровень.
