Вчера вечером пришла печальная новость: скончался Николай Кириченко. Ему было 72. Делимся с вами интервью с актером, которое, к сожалению, не успели опубликовать при жизни Николая Михайловича.
Актер, Народный артист Республики Беларусь, экс-директор Национального академического театра им. Янки Купалы (2005—2009 гг.). 72 года. Минск
Иногда говорю, что у меня было тяжелое детство, поэтому могу сейчас позволить себе жить по-другому… Время послевоенное, нелегкое. Семья кадрового офицера: я, мама, старший брат и еще две сестры, которые долго не прожили. Молодечно, где я родился, Брест, Барановичи, Вильнюс, Минск… Мы скитались по всей Беларуси.
Удивляюсь, насколько избирательная память: ты не помнишь, что делал неделю назад, а некоторые картинки из детства возникают настолько ярко, будто они хранились на каком-то сайте. Когда мы приехали в Минск, я впервые увидел трамвай. Это было для меня потрясением.
Я просто жил, просто воспитывался. Не могу сказать, что были какие-то нравоучения. Работать начал с 16 лет: устроился на Автозавод и параллельно учился в вечерней школе.
С театром меня познакомил друг с Автозавода: привел как-то раз в студию «Юность» — да, называлась она банально, но оставила в моей жизни большой след. Очень многие ребята оттуда: Шушкевич Валерий из Русского театра, Залетнев Олег (композитор), мой коллега Георгий Малявский, — все «шестидесятники». Так я подхватил эту «бациллу театра».
К большому несчастью своих родителей, в 1964 году пошел поступать в театральный институт. Благополучно на втором туре слетел, вернулся в свою лабораторию на завод. Все успокоились: психоз прошел, сейчас будет учиться на нормальную профессию. Но все же со второй попытки я стал студентом театрального. Учился у замечательного педагога Дмитрия Алексеевича Орлова, которому многим обязан в полученном мастерстве.
Когда молодому специалисту предоставляют койку в заводском общежитии — это ненормально. На государственном уровне должно решаться: если человека приглашают, нужно создавать условия и по зарплате, и по жилью.
Молодежь — продукт своего общества. Они не такие, как мы. Потому, что меняются время, жизнь, требования. Они живут по другим предлагаемым обстоятельствам. Они по-другому мыслят. Я передаю им только то, что накопил сам за столько лет существования в театре, в искусстве, в этой жизни.
Самый большой учитель — это пример твоего родителя. Я попал в ситуацию, когда меня прессинговали и требовали решения, идущего вразрез с интересами театра и моими компетенциями. Я стоял на своем. Тогда дочка сказала, что гордится мной — молодец, не прогнулся. А один знакомый, который знал эту ситуацию, поделился: «Михалыч, там такие имена! Вы уцелели только потому, что у вас есть имя и положение. Если бы вы были просто чиновником, не артистом со званием, вас бы просто по стенке размазали».
Актеры работают по 24 часа — иначе не получается. Репетиция закончилась, а ты уносишь груз задач, которые перед тобой поставил режиссер, и продолжаешь пахать дома. Нужно подготовиться к следующей репетиции, выучить текст, войти в роль.
В театр должен идти тот, кто готов в любой момент умереть на сцене. Пусть высокопарно, но по сути это так. Я не сдавал ни одного бюллетеня за 45 лет работы здесь (в Национальном академическом театре им. Янки Купалы — прим. «Культпросвет»). Болел и играл. Из-за меня за всю жизнь отменили только один спектакль, но я лежал на операционном столе — тут уже никуда. Но на следующий день приехал администратор и сказал: «Художественный руководитель просит сыграть спектакль, потому что приезжают критики». Перетянул эластичным бинтом свой разрез, приехал и отыграл спектакль. Вот это принципы. Может, они не правильные, я не знаю. Но это мои принципы.
Я считаю неправильным забывать о неприятных, а иногда и трагичных моментах жизни. Хотелось, чтобы они не случались, чтобы прошли стороной, как грозовая туча. Но если ты все же попал под ливень, то промокни, обсохни и иди дальше. Из этих эпизодов, положительных и отрицательных, складывается вся мозаика жизни.
Что бы ни говорили про советское время, все равно ты чувствовал себя значимым. Все было прекрасно: доска почета, на которой ударники… Сейчас мы скептически к этому относимся. Когда ты идешь на завод, в поток людей, и вдруг сирена — такой импульс! Я благодарен жизни за такие моменты.
Человеку нужно пройти и через страдания, потому что это формирует его личность. Я вижу по студентам: один что-то делает, а другой пришел в институт и ни к чему не стремится — он просто как сыр в масле, его все опекают. Я очень часто сталкиваюсь с индивидуумами, которые просто не знают элементарных вещей, даже таких, как моется посуда.
Вы хотели услышать от меня рецепт, определенные правила. Но у меня нет для вас такого ответа. Жизнь — сложная штука. Ты сам выбираешь правила, по которым продолжаешь или начинаешь жить.
Я даже не знаю, что такое любовь, горе, страдание. Как это перенести в словесный ряд? Любовь — это искра, которая тебе необходима. От нее ты греешься, продолжаешь жить. Было одно интервью, меня подвели к вопросу о взаимоотношениях с женщинами. Сказал так: «Я счастливый человек: мне есть, что вспоминать». Я всегда расходился мирно, хоть и не безболезненно. Если была любовь, то надо хотя бы сохранить к ней уважение.
