«Культпросвет» побывал на репетиции документального спектакля Anti[gone], премьера которого состоится 13 июня в музее Азгура, и узнал у режиссера Александра Марченко, как всё начиналось и каково это – работать с непрофессиональными актерами.
Саша, расскажи немного о семинаре, с которого, насколько я понимаю, и началась работа над спектаклем.
Это был семинар «Ценности, ответственность, будущее», проведенный по технологии аспен-семинара – культурно-социального проекта, направленного на консолидацию лидеров из разных сфер, на общение и культурный диалог. Политики, спортсмены, представители культуры, бизнеса встречаются и в течение семи дней обсуждают тексты философов о государстве, войне и многих других вещах. Тексты читаются заранее, и в процессе их обсуждения возникает очень интересная полифония точек зрения. Это производит просто потрясающий эффект: ты понимаешь, что когда на одно и то же явление мы смотрим через разную оптику, возникает огромное количество всевозможных смыслов.
Постановка спектакля «Антигона» по пьесе Софокла – это своего рода командообразующий тренинг в рамках этих семинаров.
Почему именно «Антигона»?
В этом тексте есть масса тем, которые, несмотря на то, что прошло уже две тысячи лет, не перестали быть актуальными.
Я правильно понимаю, что во всех странах, на всех семинарах…
Да, предлагают поставить «Антигону».
То есть эта постановка – это ответственность какого-то условного режиссера, который попадает на семинар? Или как это происходит?
В семинаре не обязательно принимает участие режиссер. Более того, очень сильно приветствуется отсутствие профессиональных компетенций. Я, конечно, не первый, кто выполнял эти обязанности в рамках семинара. Например, в Украине это делал Влад Троицкий (украинский театральный режиссер, актер, драматург и телеведущий – прим. «Культпросвет»). Цель не в том, чтобы просто поставить спектакль, а скорее поставить спектакль для того, чтобы объединиться в команду. Не все должны выходить на площадку: кто-то придумывает костюмы, кто-то делает реквизит – это командная работа.
В наших бурных спорах мы решили попробовать отыскать истории из сегодняшнего дня, которые были бы созвучны с взаимоотношениями и конфликтами из пьесы Софокла. И только потом, когда семинар закончился, у меня лично возникло ощущение ценности того, что рассказывали участники, для более широкого круга людей.
Мне кажется, это некая альтернатива сегодняшнему гражданскому обществу, которое, скажем так, представлено в масс-медиа. Есть один странный момент: те люди, которые видимы нам, они ведь невидимы большинству окружающих. Мы живем и не знаем, что, оказывается, есть люди, рядом с которыми может быть интересно и может происходить что-то важное в человеческом смысле. Но если мы нечаянно достанем себя из своей «консервной банки», мы увидим совершенно других людей, совершенно другие истории, другие проблемы, другую интонацию. Мне показалось, что важно попробовать…
Показать этих людей другим людям?
Да, показать их другим людям.
Но как с этим желанием показать их другим соотносится это маленькое пространство?
Это уникальное место с уникальной атмосферой, поэтому оно и было выбрано. Понятно, что больше 50 человек за раз оно в себя вместить не может, но, во-первых, эту проблему можно решить количеством показов, а во-вторых, я не думаю, что сила этого интереса так велика, что здесь должно быть 200, 300 или 500 человек. И опять же, несмотря на то, что все участники – люди публичные и имеют опыт выступлений, они не актеры, поэтому мне было важно найти пространство, которое они смогут собой покрыть.
Они не актеры, но мне показалось, что они все же существуют в разных плоскостях и кто-то пытается играть, быть актером, а ты этим никак не руководишь. Ты даешь им полную свободу?
Да, мне показалось, что в нашей ситуации это должно быть правилом игры. Это ведь живые люди, они сами свидетели своей жизни. Я не хочу указывать им, мол, говори тише, говори громче, не играй!
Но ты ведь всё равно режиссер. Или такой подход тоже продиктован той ситуацией, в которой родился спектакль?
Безусловно. К тому же здесь, помимо всего прочего, всё равно есть конфликт форм. Это формы, которые существуют на площадке, это форма, которую мы видим в скульптуре, это форма, которую мы видим в мощи голоса исполнительницы.
Истории героев и героинь каким-либо образом редактировались? Кто писал тексты?
Герои сами писали тексты и складывали их в композицию. Естественно, что-то мы обсуждали на репетициях, некоторые тексты переделывались. Например, у Марины Калининой во время аспен-семинара был совершенно другой текст.
Участников семинара было больше, чем участников спектакля. Как происходил отбор?
Это было личное желание или нежелание каждого. Кто-то не смог из-за занятости, кто-то был готов делать это в команде, но не готов выходить с этим к другим людям. Все-таки это барьер…
Ты тоже рассказывал историю, которая как-то была связана с пьесой?
Так получилось, что я все время находился по ту сторону баррикад, и у меня истории не было. Хотя, когда случались какие-то непредвиденные ситуации и кто-то не приходил на репетиции, я подумал, что если возникнет какой-то форс-мажор, то на все истории героев у меня есть какой-то запасной вариант из личного багажа, который я смогу встроить в спектакль.
А ты видел, какие спектакли делали участники других семинаров, в какой форме?
Никогда.
Это никак не документируется?
Документируется, этим можно поинтересоваться. Более того, в Беларуси прошел уже второй аспен-семинар, и коллеги ездили туда, смотрели, что придумала новая группа. Это своего рода повод, чтобы приезжать друг к другу, встречаться, узнавать что-то друг о друге. Некоторые участники второй группы придут на премьеру спектакля – это важно еще и потому, что я собираюсь пользоваться их человеческим ресурсом. Например, если кто-то из героев не сможет участвовать в спектакле, я смогу работать с другими участниками семинаров, найти других заинтересованных. Поэтому я и собираюсь опираться на эту группу.
Был момент, когда Даша (Дарья Новик, исполнительница текста пьесы «Антигона» – прим. «Культпросвета») читала текст, обращаясь куда-то вверх. Тогда появилось ощущение, что все эти бюсты и памятники – это боги…
Да, мы включали это в наше полотно смыслов. Конечно, это божества, рукотворные, наши человеческие божества, мы их сами придумали, сотворили. У кого-то из них отрицательная коннотация, у кого-то – более положительная, но все равно они боги.
Ставишь ли ты в этом спектакле какие-то вопросы или здесь просто представлены истории, которые дают нам возможность понять, что по большому счету ничего не меняется – проблемы остаются все теми же…
Мне кажется, что меняются отношения… В спектакле мы видим довольно графичных и однозначно существующих персонажей, но в реальной жизни они другие.
В день премьеры проверим на зрителе, ставит ли спектакль вопросы. Мне кажется, что да. Ответы на них, конечно, не даются, ведь это бессмысленное занятие.
Но вопросы возникают из-за разницы звучания – я каждый раз соотношу то, как проблема или конфликт звучат в тексте, и то, как они звучат в историях героев, как это происходит в наших жизнях. Мне интересно, будет ли запускаться этот механизм соотнесения себя и происходящего в спектакле у зрителей.
Марина Штрахова
Ты раньше работал с непрофессиональными актерами?
Нет. Для меня этот тоже был важный и интересный опыт, потому что я не ожидал такой открытости. Сейчас я уже к этому просто привык. Но вообще, поначалу это очень сильно впечатляло. Ведь если я не артист, у которого в природе все-таки есть частичка душевного эксгибициониста, которому нравится быть на публике, рассказывать, у которого есть какой-то нарциссизм, то очень сложно найти мотивы для того, чтобы выйти на сцену.
Иван Веденин
Я понимаю, что это по-разному – работать с профессионалами и непрофессионалами – но где у тебя, как у режиссера, больше возможностей?
Здесь важно понимать, в какую точку мы ставим режиссера. Если мы разделяем точку зрения Виктора Рыжакова, который говорит, что современный режиссер – это организатор, который должен взять и организовать всё по правилам собственной игры, то в этой ситуации свободы придумывать какие-то метафоры меньше, больше необходимости организовать структуру, которая работала бы в нужном ритме. В то же время мне очень нравятся не просчитанные до конца элементы воздействия…
Но работа с непрофессиональными актерами добавляет больше риска.
Да, но и удовольствия иногда тоже больше.
