Культпросвет продолжает серию рассказов о балетах Джона Ноймайера, одного из самых известных в мире балетмейстеров, с 1973 года являющегося главой Гамбургского балета.
Этот сезон в Гамбурге «говорит» с выраженным русским акцентом: идут такие балеты, как «Нижинский», «Щелкунчик», «Татьяна», «Ромео и Джульетта», «Золушка»; в июле ожидается мировая премьера «Анны Карениной». 26 февраля возобновили показ «Чайки», балета в двух действиях, поставленного Джоном Ноймайером в 2002 году. Он же является автором сценографии и костюмов.
Сюжетная канва пьесы Чехова и особенности отношений между персонажами в балете сохраняются, но поиск новых форм ведется не в области литературы, а в сфере танца. Прима-балерина Аркадина (Анна Лаудере) и хореограф Тригорин (Дарио Франкони) «прилетают» из консервативного мира классического балета. Костя Треплев (Марк Юбете) становится одним из основоположников танца модерн. Нина (Эмили Мазон), неудавшаяся балерина, отчаянно пляшет в кабаре.
Ноймайер так обозначает свою исходную позицию: «Для меня центральный конфликт в «Чайке» связан с колоссальным напряжением между искусством и любовью – любовью и искусством. Эта тематика затрагивает всех действующих лиц». «Пуд любви», кажущийся совсем не тяжелым в пьесе, приобретает в синопсисе гротескный оттенок: «Медведенко любит Машу. Маша любит Костю. Костя любит Нину. Нина влюбляется в Тригорина. Тригорин любит Аркадину и очарован Ниной. Аркадина любит Тригорина. Полина любит доктора Дорна».
Балет строится, главным образом, на музыке Дмитрия Шостаковича: звучат фрагменты из Пятнадцатой симфонии, оперетты «Москва Черемушки», Второго концерта для фортепиано с оркестром, Камерной симфонии. Маша (Каролина Агуэро), невеста в черном платье, и слишком хорошенький Медведенко (Томас Штурманн) танцуют свой скорбный свадебный танец под музыку Скрябина. Упоенная собой Аркадина в розовом платье иногда приземляется в плетеное кресло (как Анна Павлова на одной из своих фотографий) и танцует небольшую вариацию на музыку Чайковского («Времена года: Декабрь»).
Поставленный Костей на сцене у озера танец вплетен в музыку шотландской перкуссионистки Эвелин Гленни. Представляя собой оду русскому авангарду, он дает возможность по-настоящему прочувствовать ритм и динамику, скрытую в геометрических формах супрематизма. Сплошные цвета – красный, синий, черный – ассоциируются с силой и чистотой подлинных чувств.
Джон Ноймайер отдает всю свою симпатию Косте и танцу модерн. Классический балет он пародирует, одновременно тонко показывая, что Тригорин – посредственный балетмейстер и хореограф. Аркадина в кокошнике с наигранно-страдальческим лицом совершает «лебединые» движения, Тригорин с искусственной улыбкой кружится вокруг в костюме Вакха. Но классический балет радует неизменно, даже когда высмеивается, а Костины абстрактные танцы временами скучноваты.
Нельзя не сопереживать Сорину, иногда неуклюжему, но увлеченному Костиными идеями, поддерживающему его своим восхищением. Ллойд Риггинс в мятом пиджаке создает трогательный образ человека, мечты которого не сбылись.
Доктор Дорн (Лицхонг Ванг) оказывается поклонником здорового образа жизни, охотно хвастающимся своими мускулами. Он в плавках и в белом халате, скорее купальном, чем медицинском. К концу Дорн, правда, мрачнеет. Образ Маши полностью освобождается от алкогольной ауры, но с большой прозрачной бутылкой водки, такой частой в западных постановках русской классики, за финальной карточной игрой неожиданно сидит доктор.
Шамраев (Граэме Фурман) кажется статистом, которого в спектакле могло бы и не быть. Его задача – в том, чтобы удержать за руку Полину Андреевну (Лесли Хейлманн), ближе к концу переставшую суетиться вокруг Дорна и устремившуюся куда-то в свободном порыве.
Ноймайер нашел такой хореографический аналог для фразы: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее», – Нина распластывается на полу перед стоящим чуть выше на ступеньках Тригориным.
В балете звучит одно слово: «мама» взывает Костя после первой попытки самоубийства.
Джону Ноймайеру и финскому дирижеру Маркусу Летинену удалось сделать более чем ощутимой гнетущую атмосферу четвертого действия чеховской пьесы. Несчастные люди механически играют в карты, самодоволен и улыбается лишь Тригорин.
В конце Костя исчезает под сценой, которую вначале целовал, плавно растворяется под ней, покидая мир, где ему не находится места.
