Народная артистка Республики Беларусь, актриса НАТ им. Янки Купалы. 78 лет. Минск.
Сколько себя помню, я всегда была под «флером» театра. И мама была не против, так как понимала, что меня больше ничего не интересует. Она сама очень любила театр, прекрасно танцевала и пела. А папа служил в Кронштадте моряком, в 1942 году он погиб – закрыл амбразуру на Ораниенбаумском пятачке. Его я совершенно не помню. Только фрагменты ощущений остались: как он приносил конфетки, красиво пел под гитару. Мама рассказывала, что он был цельным человеком, хватким, крепким. От него у меня – стойкость характера и внутренняя дисциплина, а от мамы – любовь к порядку и самостоятельность. Даже когда в театре бывают простои, я не теряю равновесия, стараюсь держаться на плаву, не озлобиться, никого не винить, – в конечном итоге я сама конструирую свою жизнь.
Я помню, что в Минске холостые гуляли по проспекту от Главпочтамта до цирка. А по другой стороне, там, где «Лакомка», ходили только женатые.
Однажды, еще в институте, мы с Людой Былицкой оказались на репетиции Вана Клиберна. Он играл в клубе Дзержинского. Но нам хотелось попасть и на 2-й концерт Рахманинова в его исполнении. Мы залезли на колосники и решили ждать вечера. Мы были глупые и не подумали о том, что здание перед концертом обходили сотрудники КГБ – все-таки на гастролях американец. Нас за шкирятник — и к начальнику. Мы в слезы. Сначала грозились позвонить в институт, а после сказали: «Девочки, приходите вечером».
У меня была очень красивая фамилия мужа – Фортунатова. Но однажды мы поссорились, и он сказал: «Я не хочу, чтобы моя фамилия была на заборной литературе!» Он имел в виду афиши (смеется). Я пошла и вернула свою фамилию. Меня поддержали в театре: «Чего ты расстраиваешься, у тебя такое звучное имя – Зинаида Зубкова!».
У меня иногда спрашивают: «Почему ты не снимаешь кольцо, ты же вдова?». А я помню место, где муж надел мне его, и с тех пор не снимаю.
Профессия забирала много времени, а голова чаще была занята ролью, чем близкими. С возрастом я поняла, что многого не додала им и упустила важные моменты.
Быть актрисой – тяжкий труд. В театре меня привлекла возможность воплощать разнообразные характеры, расшифровывать внутренний код другого человека. Это все время заставляет тебя думать. Репетиция уже закончилась, а у меня все крутится в голове: как сложилась мизансцена, где я ошиблась, где мне надо подтянуть… Важно понять характер, чтобы даже в отрицательных чертах героя найти положительное начало человека.
В жизни я никому не подражала, потому что это уже была бы не я. Великая вещь для актрисы – развить в себе индивидуальность: манеры, голос, пластику. И неважно, кого ты играешь, – балерину или сельскую женщину.
В жизни я не играю. И с людьми, с которыми надо играть, стараюсь не общаться.
В поисках характера героя у актера формируется отношение к образу, но это совсем не значит стать изображаемым человеком. Иначе все актеры сошли бы с ума. Это недопустимая крайность, болезнь. При этом мы постоянно ищем оправдание своей профессии, потому что она считается греховной. У нас нет цели учить зрителя, но, глядя спектакль, он вдруг может остановиться и понять какие-то вещи, которые в его жизни проходят мимо.
Мне нечего делить с другими – я все отдаю театру. Да и по натуре я одиночка, нахожу удовольствие в том, что мне никто не мешает. Наверное, еще и профессия накладывает свой отпечаток. Даже настоящих подруг у меня нет. На дружбу почти нет времени, потому что хочется еще что-то почитать, посмотреть, провести время с внуком.
У меня нет привязанности к вещам, отдаю их понемногу. Все подарки будут со мной, пока я жива, а потом что? Зачем их жалеть? Мы все равно знаем, что приходим и уходим голыми. Конечно, для этого нужна внутренняя сила.
Иногда актер не спорит, а идет в атаку. Эта атака не нужна, она создает пропасть. Если вы не доверяете режиссеру, лучше сразу сказать: «Извините, я в этом спектакле играть не буду».
Показатель хорошей работы в кино — когда в конце съемок тебе аплодирует вся команда. Ты должен сразу выложиться на 100 процентов. Самое ужасное для актера кино – дублировать себя, записывая одну и ту же сцену. В театре в этом смысле больше свободы.
Мне кажется, что раньше люди были более открытыми. Сейчас тебе улыбаются, но ты не знаешь, что у них внутри происходит. Вокруг столько информации, что дети не успевают взрослеть. У меня внучка в гимназии учится, я у нее спрашиваю: «Кем ты хочешь стать?». А она не знает. «Может дизайнером», – говорит (она очень хорошо рисует). – «А может, в науку пойду, как папа».
Мои правила простые: помолиться, прийти в театр чистой, аккуратной, а с возрастом — особенно элегантной. Как на праздник. Каждый день читать, нормально питаться, чтобы быть здоровой. Обязательно двигаться. Я до сих пор каждый день делаю гимнастику. Обязательно, как чистку зубов.
Больших планов не строю: никогда не знаешь, что нас ждет. А малые – еще немного поработать. Сколько отведено времени, столько и проживу.
