Народный артист СССР. Балетмейстер, хореограф, педагог. 69 лет. Минск
Я родился в Баку — потрясающе красивом городе экзотики, контрастов, межнационального общения и ярких людей. Я был типично уличным парнем. Хотя нет, скорее мальчишкой. Первое увлечение танцами началось именно там.
Я рано стал самостоятельным. Начинал в Бакинском хореографическом училище, а в 14 лет поступил в Ленинградское академическое хореографическое училище им. А. Я. Вагановой (Академия Русского балета — прим. Культпросвет). Далее учился на балетмейстерском отделении Ленинградской консерватории, по окончании которой защитил диплом в труппе «московский классический балет». Вылетел из семейного гнездышка и больше туда не возвращался. Родители, хоть и не имели отношения к искусству, понимали, к чему я стремлюсь, во всём поддерживали. И мама, и отец прошли войну — интересная, но страшная судьба.
История моего становления? Я страстно полюбил танец. Всю сознательную жизнь я занимаюсь хореографией. После консерватории был распределен в Большой театр Минска и вскоре возглавил его.
У меня ничего не было, кроме дома, любимой работы и семьи. Когда я приехал в Минск, только родился сын, а позже появилась дочка. Два вызова в день, утренняя работа, вечерняя и один выходной день, который все равно был трудовым.
В искусстве не бывает холодного расчёта, тогда оно бы получалось не интересным — вроде бы все есть, но самого его нет.
Законы музыки близки к законам хореографии. Но все-таки в музыке есть наука — музыковедение, теория музыки, а балетоведение существует в начальной форме: есть много истории, но очень мало теории. Поэтому нужно хорошо изучать то, что связывает хореографию и музыку. Есть закон музыкальной драматургии, есть закон сценической драматургии и есть хореографическая драматургия. Все это нужно сводить в одном спектакле.
Музыка гораздо ближе к Богу, чем к математике. Это неуловимый, неосязаемый музыкальный ряд, который проходит через душу, сердце и голову и связывает нас с Богом. Я не уверен, что математика связывает нас с Богом.
Контемпорари — это река, впадающая в океан хореографии, самостоятельная система со своей сложившейся иерархией ценностей. Это не просто танец в полураздетом виде, а ещё и заложенная в нем мысль. Я видел тысячи спектаклей в стиле контемпорари, но всего несколько из них были хорошими. Я не люблю искусство ребусов, умозрительное искусство. Я за то, что будит в человеке чувство сопереживания, сопричастности.
Убежден, что искусство есть там, где появляется творец. Есть Морис Бежар — есть взрыв нового в хореографии, нет Бежара — нет ничего. Есть Ролан Пети — есть новое. Благодаря Мариусу Петипа и Юрию Григоровичу состоялся русский балет. Есть театр Джорджа Баланчина в Америке… Именно эти люди продвинули искусство, расширили его границы, сумели создать репертуар, который стал мировым.
В нашем театре, мне кажется, есть проблема профессионализма. Раньше его возглавляли люди, имеющие отношение к искусству. Сейчас собралась компания, которая никакого отношения к театру не имеет, — бывшие чиновники, которые благодаря своим связям могут очень многое, но никак не связаны ни с музыкой, ни с балетом, ни с театром вообще. Я имею в виду директоров, людей, находящихся вне искусства, которые захватили власть. Например, в нашем театре сейчас происходит имитирование активной деятельности, но по сути нет ни стратегии, ни тактики.
Талантлив руководитель или артист — не важно. Пока контракт не закончился — зарплата идет. Государственная поддержка театров имеет две стороны: иногда государственные деньги играют важную роль для тех, кто не имеет своих для создания чего-то стоящего, но бывает, государство содержит умирающий, разлагающийся театр. Многие театры влачат жалкое существование, создают никому не нужные спектакли для пустых залов, и все равно на них дают деньги.
Талант от Бога — либо есть, либо его нет. Однако творческий человек должен быть профессионалом, крепким ремесленником. К таким людям я отношусь с большим уважением, они нужны в театре.
Людям, которые одарены, но в силу своей скромности этого не проявляют, нужна помощь. А если они не хотят этого, то их дар увядает. Я встречал пластически одаренных людей. Казалось бы, только бери и лепи, но в голове и душе пустота. Кроме потрясающей внешней оболочки — ничего. Разочарование.
Мои прекрасные педагоги воспитывали индивидуальности, а работать с людьми не учили. Я совсем не был готов управлять большим коллективом, где очень важно завладеть душами исполнителей и уметь их настроить на результат. Общение в труппе, в которой каждый чувствует себя немного гением, было натянутое. Но методом проб и ошибок я научился чувствовать людей.
Мы все состоим из ритмов.
Ты всегда видишь особенный стиль артиста, который бы подходил под ту или иную роль. Начинаешь с ним работать и иногда ошибаешься. Очень важно почувствовать индивидуальность — в человеке, в характере, в пластическом образе.
Да, я влюблялся во всех балерин, с которыми работал. Но делал это творчески. Пока я не почувствую человека сердцем, никогда не начну с ним работать. Жизнь разная, полосатая, и иногда после рождения спектакля происходят различные предательства, в том числе и художественные, но во время работы — никогда.
Что может быть выразительнее человеческого тела? Что, ответьте мне?
Любовь — это смесь физического чувства, плюс еще что-то, как в «Маленьком принце», когда Лис говорит: «А ты приручи меня…». Приручить — значит вызвать взаимное доверие, но и это еще не любовь. Любовь дальше, глубже…
Мне звание (Народный артист СССР) никакого утешения не приносит. Я не обращаю на это внимания. Чем больше делаешь и становишься успешным, тем больше желаемое приходит само собой. Надо просто создавать, создавать, создавать… Идти вперед. Всё остальное появляется автоматически.
Я всегда старался делать то, что считал нужным для коллектива: дорожил его интересами, старался, чтобы была стратегия, тактика в каждом поступке, новом произведении, которое я делал. Если приглашал для этого людей, то брал ответственность и за них.
Сейчас очень хваткое поколение… желающее схватить не то, что нужно. Побыстрее партию, большую зарплату и желательно в валюте, почаще ездить на гастроли на Запад — хочу все, сейчас и сразу, не вкладывая больших усилий. Эта тенденция у людей — как можно меньше вложить и как можно больше получить — ложная.
С высоты прожитых лет и после шестилетнего отдыха от театра могу сказать, что мне многое удалось. Жизнь не прошла зря. У меня очень хорошая семья. Была и продолжает быть, но уже в другом качестве, работа. Грех на что-то жаловаться.
