Вещи, которые на первый взгляд кажутся нам очевидными, происходят согласно какой-то сформировавшейся модели. Но универсального образца для человечества нет — у каждой культуры он свой. Так, если мы оказываемся на Востоке, то выясняется, что наш нормальный прием пищи не имеет ничего общего с тем, который мы видим там. Их естественность — это совершенно другая среда. Огромной сферой перформанса и является эта «естественность», которая охватывает всю нашу жизнь. Есть такое понятие, как «culture performance», или «культурное представление», — термин, введенный в обиход английским культурологом. Им он определял любые массовые представления: цирк, театральные постановки, игры, церемонии. Обычно все действия человека в таких представлениях связаны с очень важными ценностями данной культуры. Они четко выделены, а сам процесс требует от «вовлеченного» определенных умений и знаний. Такими культурными представлениями и занимается перформатика. Ее отцом-основателем является профессор-режиссер Ричард Шехнер, который придумал эту дисциплину и открыл первую кафедру перформатики в университете Нью-Йорка.
Обратите внимание на работы Ромео Кастеллучи, Римини Протокол:
Термин «перформативность» сегодня используется во многих значениях, но мы говорим о перформатике как о явлении театральном и зрелищном. Эрика Фишер-Лихте, написавшая книгу «Эстетика перформативности», предлагает зрителю изменить образ мышления о театре и не задумываться о нем как о стабильной постоянной структуре, а понимать его как процесс, который происходит здесь и сейчас. Представление не может быть всегда одинаковым. Каждый актер знает, что даже если он делает на сцене все то же самое, что и в предыдущий раз, то энергия может передаться зрителю уже по-другому. Ведь в присутствии профессиональных коллег играешь совершенно иначе, чем при школьной экскурсии.
Зритель — это приемник. А спектакль — процесс. Он не является репрезентацией чего-то, что было приготовлено заранее. В нас глубоко сидит классическое мышление о театре, согласно которому артисты работают на репетициях, что-то подготавливают, а только потом нам это показывают. Некоторые и вовсе считают, что после премьеры творческий процесс заканчивается — словно он был до нее, а после актеры просто следуют отработанной схеме. Это неправда. Спектакль многократно модифицируется и совершенствуется в зависимости от того, что требует зритель. Перформативный театр — это такой театр, который вовлекает зрителя в процесс. Такой подход работает против того, что происходило в Европе последние 150 лет. После возникновения репертуарных театров в конце XVIII века они постепенно начали усмирять публичность зрителя. Вначале в таких театрах в партере были стоячие места. Люди ходили, разговаривали, ели мороженое, пили кофе, а заданием актеров было так сыграть, чтобы зрители обратили на них внимание. А потом власть сказала этим людям сесть. Потом замолчать. Потом выключили свет, чтобы зрителя вообще не было видно. Все это привело к тому, что сейчас мы ходим в театр, как в храм. Мы садимся, нам выключают свет, что-то показывают. Единственное, что мы можем себе позволить — аплодисменты и крики «браво!». Театр XX века признал такую ситуацию фальшивой. Если мы хотим взаимодействовать и влиять на зрительный зал, то в первую очередь мы должны признать, что этот зал существует. Если театр хочет быть коммуникативным актом — ему нужно выполнять определенные условия. Это первое требование, из которого перформативный театр и произрастает.
Перформативный театр — место встречи, поэтому тех, кто его посещает, нужно заметить, о них нужно что-то знать. Важный момент: само по себе представление не имеет значения, а если значение придумано ему заранее, то оно не имеет смысла. Оно возникает во время встречи само по себе — путем обмена и взаимного сопряжения. Перформативный театр хочет узнать, что думает зритель о том, что ему представляет труппа. Окончательная ценность представления оказывается независимой ни от актеров, ни от зрителей. Одно и то же представление может играть разными смыслами из-за изменений социального или любого другого внешнего контекста. Отличный тому пример — работа Эудженио Барба, добавившего в Гамлета сцену с эмигрантами, которая очень актуальна сегодня несмотря на то, что спектакль делался еще в 2005 году.
Джон Маккензи написал книгу «Перформируй либо…», в которой утверждает, что перформанс — это парадигма современной культуры. Мишель Фуко утверждал, что в XIX веке такой парадигмой являлась дисциплина. Людям что-то говорили, они это делали. Мы же должны креативно убеждать самих себя и других, что то, что мы делаем, — это нужно и правильно. Перформанс в таком смысле присутствует сейчас абсолютно во всех сферах жизни (культурный перформанс, перформанс управления, технологический перформанс). Фирма Apple — образец перформ-менеджерства. Айфоны — это предел мечтаний, если речь идет о технологическом перформансе. Корпорация смогла убедить весь мир, что данный телефон — это символ статуса на уровне культуры. В таком контексте так же функционирует и перформативный театр.
Примером идеального перформера является компьютер при условии, что он исправно работает. Чего мы от него ждем? Что он очень быстро выполнит то, чего мы от него хотим. Это и есть high-перформанс — когда управление совершается интуитивно. Вот атрибут перформативного общества: все должно быть четко, дружелюбно и давать нам чувство своего превосходства.
Кто сейчас больше других известен в мире? Правильно, селебрити. Но кто такой Джастин Бибер? Да я лучше его пою! Но если речь идет об умении появиться в нужном месте и постоянно там присутствовать, то он выигрывает. И зарабатывает на этом большие деньги. Он ничего не умеет, но является просто чемпионом перформанса. То же самое касается и политики. Дональд Трамп вообще не политик, он сумасшедший. Но его перформанс, его способ появления на публике принимается очень хорошо. Эта перформативная парадигма в определенной степени симпатична, однако это такая же форма подчинения, как и все другие.
Я очень не люблю термин «постдраматический театр». Он предполагает, что ранее был театр драматический, а потом исчез. Но это не так. Наши целиком драматические пьесы («Дзяды», к примеру) на сто процентов соответствуют определению постдраматического театра. А значит, этот термин неточный.
Как прочитать представление? Как его понять, если бы оно было текстом? Перформативный театр не построен как текст, который следует прочитать. Скорее это опыт, в котором работают не только глаза и мозг, но и полностью все тело вместе с осязанием и обонянием. Очень важным элементом является и аффект — неосознанная реакция, выраженная каким-нибудь движением. Часто зритель говорит так: «Я ничего не понял, но это было классно». Нет логики, но есть аффект. О перформативных представлениях нельзя говорить в категориях истинного или ложного. Они подчеркивают реальность через ее деконструкцию, демонстрируя на сцене сам процесс, предлагая игровой аспект событий и предполагая, насколько это возможно, изменчивость и нестабильность знаков. Это словно незаконченный мир. Актеры показывают, как вживаются в роли, но через мгновение из них выходят. Комментируют то, что только что сделали. Это брехтовский прием. Такого рода деятельность требует полного вовлечения. То, что ты делаешь и говоришь, — это только твое. Такая прямота — один из важнейших элементов перформативного театра.
